Хрустальный мальчик

Ирина была неживая. Считалось, что правильные девочки и мальчики всегда получают в жизни то, что нужно для счастья, и не только – считалось, что они этим радуют своих мам и пап, а для мам и пап ничего не могло быть приятнее, нежели знать, что их ребёнок растёт и развивается именно так, как написано в книжках, ничем не отличается от эталона и подаёт серьёзные надежды на то, что в будущем от него родятся такие же каменно-скульптурные дети с неподвижными лицами и совсем не детскими интересами; унылые взрослые в несоразмерных телах, которые только и знают, что учиться и вызывать у старших лёгкую зависть, ведь старшие, когда сами были такими же детьми, не получали награды за успешное участие в многочисленных конкурсах, им не дарили статуэтки за то, что они отлично играют в шахматы или назубок знают таблицу умножения. У старших тогда, в ранние годы, были разбитые коленки и носы, шумные друзья, бесконечные игры во дворе и такие же взрослые над душой, которые отчаянно хотели бы вырастить из них каменно-скульптурных мальчиков и девочек, выигрывающих в соревнованиях, получающих жёлтые кругляшки на шею и таких же каменных, только неподвижных человечков в подарок, не буйствующих на улицах и не радующихся закату.

Ирина росла скульптурной девочкой. У Ирины было шесть жёлтых кругляшек в комнате – они свидетельствовали о том, что Ирина отлично умеет читать стихи и решать уравнения, неподвластные обычным Аннам. У Ирины было восемь толстых веленевых листов за стеклом, которые подтверждали бесчисленными синими печатями, что Ирина ещё и умеет писать сочинения о том, насколько прекрасен и обилен родной край, который она, растущая в тёплой клетушке-квартире, никогда толком-то и не видела. У Ирины были одни пятёрки в журнале и ещё одна школа, куда она ходила, потому что её матери нравилось с томным видом окутывать голову платком и шагать под звон колоколов в часовню, а потом блаженно улыбаться молитвам, смысла которых ей было не понять. Ирина тоже покрывала голову платком, кланялась, крестилась и часто пела в хоре, пока была совсем маленькой и могла носить бесформенное одеяние, придававшее ей сходство с ангелом.

Мать Ирины любила говорить каменным холодным голосом, что Ирина похожа в этом одеянии на ангела, потому что у Ирины было такое же каменное и ничего не выражающее лицо, широкая улыбка, приклеенная к губам, и какая-то вековая печаль и усталость в глазах, как будто бы через все эти испытания ей довелось пройти уже не однажды и она давно устала искать сострадания в земных родителях.

Ирина была идеальной девочкой. У неё было одинаковое количество мальчиков и девочек среди друзей. Когда они выходили прогуляться, мать Ирины могла быть спокойной: ровно в обозначенное время вся компания появлялась на пороге и никогда не приносила лишней грязи, боли и царапин, а равно с тем – неприятных историй – в дом. Ирина никогда не получала двоек и не нарушала правила.

Ирина была скульптурно-стеклянной девочкой, растущей под стеклянным колпаком в бескрайнем мире, и она могла наблюдать за миром лишь сквозь всё искажающую призму этого стекла.

Ирина пыталась пообщаться с Анной.

А Анна бежала от Ирины, как от зачумлённой, чтобы на неё не перекинулась эта удушающая холодность, всё разрушающая в своих слишком крепких объятиях; всё замораживающая и не выпускающая, раз ей удалось схватить, ничего. И Ирина не бежала за Анной, а смиренно сидела у себя где-нибудь в уголочке и ждала, пока Анна вернётся, потому что к Ирине всегда приходили, если она была необходима.

А если Ирина не была кому-нибудь необходима, она не особенно расстраивалась: у такой скульптурно-стеклянной девочки, как она, было полным-полно увлекательных занятий: рисование, игра на пианино, пение, математика, декламирование стихов и долгие разговоры о чём-то с такими же скульптурно-стеклянными, как она, детьми – взрослыми в несоразмерных телах и с вековой усталостью в глазах.

Анна терпеть не могла Ирину – а вот теперь Ирина к ней приехала, вернее, её привезла, как невесту на смотр, высокая, тощая, угрюмого вида мать в тёмном глухом платье и представила, как будто бы Анна и Ирина встречались впервые.

– Позаботься о ней, – скомандовала мать Анны и увлекла сестру пить на кухню чай, пока та не успела передумать и убежать: а она, бывало, так делала, если неожиданно являлась, видимо, сама не до конца понимая цель своего визита и большей частью души желая этого визита избежать.

И Анна, и Ирина остались друг напротив друга, с недоумением похлопывая глазами.