Хрустальный мальчик

До заката было ещё немало времени. Обычно свободные минуты Анна и Землерой уделяли играм в прятки или в догонялки (побеждал всегда он), или, когда совсем невмоготу становилось буйствовать, садились рядышком и долго смотрели на закат. Раньше заката Анна никогда не приходила домой, и родители уже давно перестали ругать её, зная: убежит, вывернется, а потом всё равно вернётся, и ничего с ней не произойдёт, и будет она счастливее, чем дома.

Но Анна сердито отбросила камушек, который ей кинул для игры Землерой, и повесила голову. Отсюда, с такой высоты, мир внизу казался плоским и слишком уж ярким: сочные краски по-прежнему резали ей глаз, никак не могла она привыкнуть к этому безумству.

– Э-эй, – Землерой сел рядом и постучал её по плечу, – я здесь, вообще-то.

Анна встрепенулась и скользнула по нему мутным взглядом. Лучик света мазнул её по щеке, и она опять отвернулась и подпёрла голову руками.

– Да что с тобой не так? – возмутился Землерой.

– Всё так, всё в порядке, – монотонно пробубнила Анна, – я тут просто сижу… думаю, понимаешь ли…

– Ну и о чём таком ужасном ты думаешь?

– О том, что госпожа Дароносица правду сказала, – тяжело вздохнула Анна, – ведь, как ни крути, а я правда старею быстрее тебя. Совсем скоро я уже вообще взрослая буду и тебя перерасту, но это ничего… я всё равно буду приходить сюда и играть с тобой, как прежде. Но когда я стану старой… и не смогу больше быстро бегать… и вообще даже с кровати вставать… что мне делать тогда? И что тогда будешь делать ты? – она вскинула на Землероя полные слёз глаза и прокричала: – Я ведь умру… и ты останешься совсем один… и разве я тебе не надоем, когда стану дряхлой и не смогу больше веселиться с тобой вместе?!

Землерой опустил глаза. Вздохнув, он подвинулся к Анне ближе, и тонкий зелёный лист свалился к нему на ладонь.

– Эй, Анна, – прошептал он, – не надо о таком думать. Никогда ты меня не перерастёшь, и никогда я о тебе не забуду. Мне с тобой всё это время было весело, хоть и злился я на тебя часто… и я уже не понимаю, как вообще мог раньше жить без тебя.

– Вот-вот! – всхлипнула Анна. – А я стану старая и умру… и ты останешься один!

– Никогда я один не останусь, – убеждённо отрезал Землерой, – я буду о тебе помнить.

– С воспоминанием в прятки не поиграешь, – пробурчала Анна. – И со старухой тоже.

– Со старухой мы можем вместе смотреть, как растут молодые крольчата, – пожал плечами Землерой, – мы можем поить корни дерева, чтобы они росли крепкими и сильными, можем подкармливать мальков… и просто смотреть в небо и думать и болтать о всяком…

Анна медленно повернулась к нему. На глазах у неё всё ещё поблескивали слёзы. Землерой сосредоточенно вертел в пальцах полупрозрачный тонкий листок.

– Есть много всего, что мы можем делать вместе, Анна, – сказал он. – И ты не умрёшь так рано, как думаешь. Ты как считаешь, почему люди вообще пытались с духами сдружиться? Многие на это шли потому, что знали: дух тому, кто для него ценен, может продлить его век. Конечно, ты всё равно умрёшь, но… но мы хотя бы сможем побыть вместе немножечко дольше. И если мы расстанемся… надеюсь, мы всё равно будем вместе там, куда попадём после смерти.

Анна непонимающе покрутила головой.

– Но разве духи не… вечны?

– Ты забыла? – улыбнулся Землерой. – Я не совсем-то и дух. Я тоже когда-нибудь умру. И, если это возможно, Анна, то я хотел бы умереть одновременно с тобой, чтобы никогда в жизни не расставаться. Если честно, я… я и сам не могу пока представить, как мне существовать дальше после того, как ты меня оставишь. И я… пока я не хочу об этом думать.

– Но когда же тогда думать-то? – прошептала Анна.

Землерой лишь пожал плечами.

– Когда-нибудь… но точно не теперь. Пока ещё слишком рано об этом тревожиться, Анна. Пока давай… просто радоваться тому, что нам повезло встретиться.

Анна закрыла глаза. Нежный тёплый ветерок слегка взлохматил ей волосы.

– Давай, – согласилась она.

Скульптурная девочка

– Анна! Анна!

Анна всегда летом вставала засветло. У Землероя день начинался в четыре. Предрассветное время суток он жаловал больше всего на свете: он собирал не успевшую высохнуть росу с чашечек цветов и длинных и жёстких листьев травы, он слушал, усевшись где-нибудь под деревом в незаметном уголке, как весело переговариваются между собой ранние пташки и затихает сварливое уханье совы. Анна, протирая глаза кулаками, присаживалась с ним рядом на ещё холодную землю, и они вместе следили за тем, как завораживающе быстро и малозаметно преображается высокое тёмно-голубое небо, заволокнутое сизовато-серыми и свинцовыми тучами. Сначала где-то на границе туч и земли проблескивали золотистые нити, они разбегались во все стороны, стелились причудливыми петлями, перекрещивались друг с другом, сплетались – и создавали гигантский купол, совсем ещё хлипкий, еле выживающий под неукротимым натиском мглы. И каждый раз Анна с замиранием сердце и странным трепетом в горле глядела, как восток озаряется розоватым сиянием, и чернильный поток устремляется туда, словно стремясь задавить солнце, задушить и уничтожить его прежде, чем оно встанет.