- Не слушай, Ренато! – в волнении умоляла София. – Останови ее! Пусть ее никто не услышит! Она потеряла рассудок, помешалась! Она не знает, что говорит!
- Где моя дочь? Где?
- Уже покоится… – прошептал Ренато с бесконечной печалью.
- В земле? Навсегда? – вскрикнула побелевшая Каталина. – Не позволив посмотреть на нее, отдать последнее прощание! Ты убил ее! Сжил ее со света, Ренато! Возможно, ты прав. Возможно, имел право… но как мать, я проклинаю тебя!
Ренато отошел, такой бледный, словно в его венах остановилась кровь, а София подошла к перилам и с беспокойством посмотрела на друзей, пришедших в церковь, затем повернулась к помешавшейся Каталине:
- Не кричи так! Пришли незнакомые люди! Ради имени твоей дочери!
- Какая разница! Все знают, что она умерла, что Ренато… Ренато! – упорствовала плачущая Каталина. – Моя Айме, моя дочь!
- Пришли люди! – предупредила отчаянная София. – Нужно увести ее, Ренато, нужно…
- Мама! Моя дорогая мама!
Моника успела поддержать на руках полуобморочное тело матери, смешались всхлипывания и слезы, за Моникой шел такой же бледный и искаженный в лице Отец Вивье, присоединившийся к остальным.
- В земле, чтобы я не смогла снова взглянуть на нее! – бунтовала Каталина в глубоком отчаянии.
- Что? Что? – спросила Моника, ужасно возмущенная.
- И это Ренато виноват, он зачинщик! – настаивала Каталина. – Ренато, Ренато!
- Неправда! – отрицала София с душевной болью. – Я не позволю, чтобы повторяли эту нелепость! Вы свидетель, Отец Вивье! Скажите… Скажите же!
- Ренато умертвил ее! – твердила Каталина. – Ее загнали в угол, убили, а затем скрыли тело! Я знаю, знаю!
- Ты умышленно лжешь! – кричала София уже вне себя. – Не слушай ее, Моника, она ничего не знает. Боль свела ее с ума, нельзя, чтобы на улице услышали! Я взываю к вашему разуму, Отец Вивье. Вы на моей стороне, знаете…
- Каталина, дочь моя. Успокойся, успокойся, – советовал священник.
- Уже все прибыли! – подтвердила София. – Ренато, Ренато, иди, иди!
Она вцепилась в руку страдающего сына и потащила к лестнице, где поднимались друзья, чтобы попрощаться. Моника повела мать в комнату и гордо проговорила:
- Мама, наша боль – наша, только наша. Пойдем. Помогите мне, Отец Вивье.
Дверь закрылась за Моникой и Каталиной, голос отчаянной София встряхнул Ренато, заставляя вернуться к действительности:
- Ренато, я объясняю друзьям, что бедная Каталина потеряла рассудок. Это следует учитывать и это естественно. Нужно быть матерью, чтобы понять.
- Действительно, друзья. Я должен поблагодарить и попросить всех принять скромное угощение, прежде чем уйти.
Нечеловеческим усилием Ренато говорил вежливо, София дала ему пройти. Только теперь она чувствовала, что тоже без сил, но верная рука поддержала – для других жестокая и грубая, но ее поддерживала с уважением и твердостью.
- Отведи меня в спальню, Баутиста. У меня нет сил!
8.
- Что? Говорите, она уехала?
- Это естественно! Хуан, речь идет о ее сестре. Кроме того, ее искали, послали кого-то из Кампо Реаль с новостью.
- Кто вам сказал, Ноэль?
- Сестра-привратница, как только мы вошли. Я предупредил Мать-Настоятельницу, что ты придешь. Уверен, Моника ушла и бросила обязанности.
- Уехала, уехала! – разгневался Хуан. – Конечно же, он приказал ее найти!
- Он или другой, не все ли равно. Как еще передать эту новость? Это разумно.
Хуан замолчал, сдерживая волну жестокого негодования. Не в силах успокоиться, он прохаживался вверх-вниз по широким коридорам главного монастыря, печатая каждый шаг, а колотящееся сердце словно выпрыгивало из груди. Он резко обернулся к смущенному старому нотариусу:
- Пойдемте, Ноэль! Я не хочу слушать истории, хочу увидеть Монику лицом к лицу! Я спрошу, почему она так ушла, не побеспокоившись прежде поговорить со мной. Она все еще моя жена, я оставил ее здесь. Ей же хуже, если заставляет меня поехать за ней!
- Поехать за ней? В Кампо Реаль? Полагаю, ты пытаешься…
- А почему бы и нет? Я заберу ее откуда угодно, даже если это сам ад, все равно.
- Ну наконец она отдыхает! Успокоительное возымело милосердное действие, по крайней мере, на некоторое время.
Моника молча согласилась со словами Отца Вивье. Бледная, как никогда, она представляла собой живой образ скорби и печали. Она стояла возле окна, последние вечерние лучи освещали ее красивую стать. Священник опустил шторы кровати, где лежала без сознания Каталина де Мольнар, и подошел к Монике:
- Ужасно, что в этой поездке тебе пришлось ехать одной, дочка.
- Она так пожелала, Отец. Она не известила, не позвала меня, даже не передала новость. Она воспользовалась первой же благословенной повозкой, бывшей в вашем распоряжении, и выехала, как безумная, никого не предупредив.
- Человек, который известил вас – посланник Софии Д'Отремон, которому она приказала предупредить вас.
- В доме он никого не обнаружил и пошел в монастырь. Он лишь сказал, что моя мать выехала в Кампо Реаль. Она не сумасшедшая, не безумная. Боль заставила ее бредить, но она не безумная. Тем не менее, вы уверяете…