Худяков

Однако это приобщение к новым идеям, ранее неведомым Худякову, имело чисто теоретический характер. Оно явилось, разумеется, немаловажным поворотным пунктом в пробуждении мысли, породив дух здорового критицизма, позволивший ему увидеть убожество официальной университетской науки и побудивший к самостоятельному поиску истины. Но сама-то область истины была для него тогда ограничена научными интересами, обращенными в прошлое. «По мере того как все мысли мои сосредоточивались на одном предмете, — признавался Худяков, имея в виду изучение русского фольклора, — внимание ослабевало к другим»^{33}. Свой уединенный образ жизни и уклонение от участия в частых студенческих сходках он сам объяснял недостатком социального развития. И не к казанским, а к петербургским годам, то есть не ранее конца 1862 — начала 1863 года, — относил свой «выход на прямую дорогу», на путь революционной борьбы.

В Казанском университете в тот год, когда поступил Худяков, уже начались студенческие «истории». Бывали случаи исключения студентов по ложным доносам университетской «полиции» — инспекторов и надзирателей. Они порождали чувство солидарности у студентов, приводили к открытым протестам, причем, как правило, начальство вынуждено было идти на уступки. По словам Худякова, он принял участие только в так называемой «ведровской истории», но и то не на стороне большинства. Конфликт начался с того, что профессору всеобщей истории В. М. Ведрову стали известны написанные о нем сатирические стихи. Ведров заявил, что подаст в отставку, если в стихах выражено мнение большинства и если студенты не пришлют к нему депутацию с просьбой продолжать лекции. Худяков был одним из немногих, кто считал необходимым удовлетворить требование Ведрова. Хотя он был о нем невысокого мнения, однако расценил его поступок как благородный и к тому же опасался, что с уходом профессора кафедра всеобщей истории будет пустовать два года. Вообще, как писал Худяков, товарищи по курсу смотрели на него подозрительно, принимая за «подлипалу» к профессорам и даже при случае старались ему вредить.

К концу учебного года, когда круг источников и имевшейся в Казани литературы по народной словесности был им исчерпан, Худяков решил перевестись в Московский университет, где были более широкие возможности самостоятельных занятий наукой.

Здесь он убедился, что в Московском университете преподавание наук было поставлено не многим лучше, чем в Казанском. В университете господствовал реакционный полицейский дух. «Почти все профессора излагали свой предмет с самой консервативной точки зрения», университетская администрация «старалась о распространении шпионства», «умственное движение не действовало на студентов со стороны так успешно, как это было в Казани; студенты не имели еще ни своей кассы, ни своей читальни и не отличались гражданской развитостью». Правда, по собственному признанию Худякова, такое положение вещей не особенно волновало его в то время: оно не мешало его главной цели — «собственными силами познакомиться с наукой»^{34}.

Не тревожили Худякова и те лишения, на которые он шел, чтобы служить науке. Отказывая себе в элементарных жизненных потребностях — в пище и одежде, он тратил все свои средства на книги. А средства эти были более чем скромными. Отец содержал бедных родственников, и Худяков не хотел быть лишней обузой. Чтобы обеспечить свое существование и одновременно делать то дело, которому он решил себя посвятить, он составил «Сборник великорусских народных исторических песен» для юношества и продал рукопись издателю Свешникову за 40 рублей. Это была первая книга, выпущенная Худяковым. Ему в то время не было еще полных девятнадцати лет. И тут же созрел новый литературный замысел — издать сборники великорусских сказок.

Окончив второй курс, Худяков отправился летом 1860 года в деревню — «на урок» в богатую Помещичью семью. Все свободное от занятий время он отдавал сбору народных сказок, преданий, загадок. 17 сентября того же года в Московский цензурный комитет поступила рукопись первого выпуска «Великорусских сказок»[1], преимущественно собранных по деревням самим Худяковым, а в конце октября книжка уже вышла в свет.

Это издание дало ему 150 рублей — «деньги очень большие для такого умеренного человека, каким я был в то время», — пишет Худяков. Но в тот же день, когда они были получены, он потратил 130 рублей на книги. «Меня снова захватила такая бедность, что по нескольку дней случалось совершенно ничего не есть. А тут, как нарочно, рядом с моей комнатой помещалась колбасная мастерская, которая так и поддразнивала аппетит»^{35}. С наступлением зимы бедствия усилились: не было теплой одежды.

Но, одержимый одной мыслью, он, невзирая ни на что, снова отправляется в деревню на зимние каникулы[2], а в феврале 1861 года выпускает, изданный уже на собственный счет, второй выпуск «Великорусских сказок». Издание едва окупилось, не принеся почти никакого дохода. Осенью того же года вышли его «Великорусские загадки».