Художник Её Высочества

ЧАЧА: Но мнэ хочэца знать, что он собираитца дэлать с палочкой? Смищной Москва! Айда.

Несмотря на обязанность оставлять в предмете идеальную красоту, делать это не хочется. И по большому счёту, невозможно. Художник в поисках идеала, отсекающий уродство, и художник, выставляющий идеальное уродство, оба смешны. Позади естественной видимости явлений нет четкости. Пусть венценосный гурман наслаждается, помня о том, что может быть отравлен в любую минуту забежавшим в поварню народом. Вопрос баланса — настоящий творческий метод. Изворотливость эквилибриста как раз позволяет увидеть в корове, мирно пасущейся на лугу, бешеную пляску электронов. Точно так художники, мечтающие попасть в тайный храм духа (попадали единицы, избранники Меркурия), приноравливались жить на проволоке, кто сколько сможет, или чаще повисали на ней на одном-двух пальцах. Примером тому любой музей. Когда выдерживаешь заигрывание с твоим сердцем, вместилищем разума, множества картин, начинаешь видеть свет там, где нет каких-то особенных эффектных замесов, мастерски выписанных иллюзорных плоскостей и останавливаешься перед Рембрандтом, скребёшь в затылке, пучишь глаза с мишурой, чмокаешь с досадой ртом, не понимая, почему вдруг свет идет от его «Старика в красном», а, скажем, не от «Прекрасной Зелии» Энгра. Или, продолжая ряд: возвращаясь из музея домой, прослушивая в троллейбусе на плеере минорную прелюдию Шопена (какая извращенная комбинация — минорная прелюдия на плеере, и в троллейбусе), — понимаешь, что и от неё идет свет, а от шубертовского «Скерцо N 1» возникает только желание проскакать синкопом вдоль сидений в жанре танцевального агитплаката, прижимая к животу сетку с картошкой, которую успел купить между «Прекрасной Зелией» и «Скерцо N 1». Между «Стариком в красном» и прелюдией Шопена возможны только яблоки.

«Другими словами, я люблю писать картины, гадом буду, если вру! Так же: ненавижу, блядский род! Точнее: заканчиваешь это дерьмо — отчего наслаждение разливается по членам гангреной. Главное, не знать, что миссия невыполнима и сделать.»

После того как большинство художников изгоняли из храма Меркурия, они теряли память, забывая молебен. Таково условие: никакой почтенной старости. Ждём запах изо рта и положенную награду — злокачественный маразм.

Паникёр-дядька зарезал щенков, надеясь вылечить лечебным мясом свой несуществующий туберкулез. Потушил мясо, положил в холодильник. Они со студентками его ели, ничего не подозревая, тут как на грех явился дядька и, нахохотавшись, завыл по-собачьи. Девушки в шоке, но еще в более кошмарном состоянии оказались после сообщения, чем заедали сладенький «Кагор». Болгарка Вселизана после этого вообще стала вегетарианкой.

Общество верит схемам. Проповеди попов и политиков — натуральная ложь. Подсчитано: в день человек лжёт от 20 до 50 раз. И не потому, что он дрянь, комфортнее жить, из христианских соображений также. Писатели зомбируют, художники, наконец. Поздоровавшись с ними за руку — пересчитай пальцы. Люди живут по всунутой им в головенки программе с наслаждением обезьяны, имеющей вволю бананов и самок. Степана Бумажного воротит от мысли, что угораздит обмануться (вспомнить рыдающих мужчин 1953 года), возьмётся жевать и глотать из того, что народу швыряют вниз. Народ сожрёт всё и будет делать всё, что прикажет фюрер. Прикажут регулировщику заменить дерижёра — заменит. Прикажут одинственному человеку в ряд встать — встанет. А так как разбираться со всеми этими собачьими тушенками нет никакой возможности, значит, остается только отгородиться оксидной лазурью. Оксидная лазурь — знаете ли, ботаника небес, ля бемоль, клистир чистой амброзией. Наслаждение! Палитру под голову, ноги на скрипку — и замер-умер.

— Приглядись внимательно: у меня изо рта геометрические фигуры не вываливаются?

— Дурачок ненормальный! Хочешь мороженое откусить?

— Ненормальный не я. Дурак тот, кто придумал делать мороженое в форме человеческого лица. Посмотри, что происходит: ты ему лижешь нос текущий, а он улыбается совершенно идиотской улыбкой. Не ешь чело-века! Что за каннибализм такой, понимаешь ли?

— Теперь он к мороженому будет придираться. Не в духе чего-то сегодня? Хмуришься так, что лоб книжечкой закрылся. С похмелюги? — брезгливо наклонила бутылку, разглядывая куколку неизвестного насекомого, плавающую в недопитой жидкости. — Вы это вчера потребляли? Бяка! То пьют рисовую водку со змеей внутри, то с насекомыми. Лучше уж грызть мороженое лицо, чем пить вашу китайскую гадость!

Антуанетта не права. Китайская водка со змейкой — одно, а «Ессей»… «Ессей» сделан в родной Сибири. На этикетке: «Изготовлено по уникальному рецепту малой народности нганасан. Простые ноты — родниковая вода, терпкие травы, сок рябины и куколка родового насекомого нганасан — складываются в феноменальную мелодию тайги» «Ситал». Ясна теперь ностальгическая особенность содержимого?

— Особенность перистальтическая.

О, подруга нечаянная! Впрочем, Антуанетта где-то права.