Читаем Художник Её Высочества полностью

Иногда вызверится на картину, сунет руку не оглядываясь в краски и чувствует: в руке — та самая талия не поддающегося дрессуре цвета. Глянет — точно, в руках «Кобальт спектральный». Но рассказанное также со всем прочим. У «Индийской желтой» характерный царапающий колпачок, «Краплака» осталось на четверть, он культяпкой валяется. Тюбик с «Фиолетовой» случайно проткнут, поэтому, когда давит краску, всегда из ранки на боку выдавливается капля-другая. Но «Фиолетовая» мгновенно засыхает и на тюбике под пальцами ощущается в некотором роде доброкачественная опухоль, упругая, чуть липнущая, почти живая. На «Ультрамарин» как-то наступил ногой, и он плоский, что камбала. «Фц» — гофрированная, У «Сажи газовой» пропал куда-то колпачок, он нашел ему другой, но с другой резьбой, поэтому только тронь, колпачок будто ждет — сразу сваливается и мажется, Степан ему за испорченные штаны и шорты даже имя собственное дал — «Трубочист». Думается, понятно, в какой степени своя жизнь только на столике с тюбиками. А ведь есть еще кисти, мастихины, муштабель, палитра, станок, Август-Боб бензольный. Но разговор пока только о первой субкультуре. И вот однажды, но не единожды, происходит возмущение установленного порядка. Как правило, виной — сопротивление картины. Всё, как говорится, смешалось в доме Нских. Коммуникации разрушены, тюбики перепутаны, колпачки свинчены, валяются где попало, у некоторых — подзасохло устье, так бы, в нормальном состоянии, проткнул черенком кисти и спокойно выдавил сколько надо, а сейчас не до этого — скачки. Последний круг, толпа беснуется, кони в мыле, жокеи невменяемые, нефть в венах подожгли, поэтому остаётся сматериться, давануть в сердцах тюбик, а он, ясное дело, взрывается в руках. В таком же роде остальное. Сунь руку не оглядываясь, на ощупь, только там ждет не установленный порядок, а метафизический хаос, в войне с которым порой только и можно получить удивительные результаты.

В общем, картин этих он написал семь штук, а потом отлеживался полгода. Дружок Иван, когда увидел серию, натурально упал в обморок, а оклемавшись, натравил старикашку, оказавшегося легендарным коллекционером и вампиром, высасывающим души живописцев. С другой стороны, он избавился от картин с облегчением. Смотреть на них было не по себе, сразу хотелось поесть сырого мяса, может быть, даже человеческого. Тем более не стояло речи сфотографировать картины для отчётности. Степан потом в газете прочитал об ограблении: коллекционер исчез вместе с картинами, возбуждено уголовное дело, но до сих пор никаких следов.

— Ты их продал ему?

— Убей бедного! Все семь штук. Но не за деньги, а за мешок из-под картошки отличнейших красок. За деньги их продавать было бы тоже самое, что обменивать кольцо Клеопатры на колонну грузовиков до горизонта с ливерной колбасой.

— Не совсем понимаю, дорогой, почему эти картины отразились тебе в метафизическом зеркале. Святочные гадания при свечах?

— Да, забыл сказать главное. Я их писал в темноте.

— То есть..? В какой ещё темноте?

Понятное дело, в абсолютной. Каждый раз приходилось по полдня завешивать окна чем попало, чтоб ни один фотон не просочился бы. Любая муха, случайно попавшая в этот момент в помещение, сошла бы с ума и погибла там, не найдя дорогу наружу. Порой казалось, к концу работы, что висит в пустоте и звезды вокруг уже давно погасли или взорвались, или сжались в черные дыры. Порой даже переставал понимать, где верх и низ, не говоря уже о том, в какой стороне находится холст.

— Сумасшедствие какое! Ох не прост ты, человечек! Однако прервемся по поводу сверхчувственных принципов. Есть что-нибудь острое, ленточки разрезать? Или перегрызи.

— Вау! Мечта пуха. Его из воздуха взбили что ли, родного?

— Хорош торт? Спецзаказ для нас с тобой.

— А что за дырка в середине?

— Это тоже метафизическое отверстие, через которое душа прекрасной бабочкой улетит на небо. Не хлопай глазами, красота моя, одевай на себя.

— Кого… чего?

— Кого-чего… Метафизическое отверстие. Как я его обожаю!

Степан дёрнул плечиками.

— Кажется, я знаю, почему черепаху Тортилу назвали Тортилой. Панцырь — в кладовку, на спину — шикарный торт. Рецепт такой: два яйца, стакан сахара, стакан грецких орехов, стакан изюма, стакан муки, соды на кончике ножа. Заранее промыть изюм, растереть яйца с сахаром… ну, Пё-о-орл, вам только сахару не хватает… Умоляю-у-у, отпустите метафизика…


Черноглазый Аграрий, Чагатайский Автохтон: Послющай, Зоя, ти видищь того чэловэка? Да вон, с ящиком.

Химическая Блондинка: Парень с этюдником, что ли?

ЧАЧА: Он. Пачиму он сыел свою розу?

ХБ: А он съел?

ЧАЧА: Клянусь мамой, он сыел! Эта прутик у него в руках биль роза!

ХБ: Может быть, у него каких-то телец не хватает?

ЧАЧА: Каких тэлец, Зоя?! Смотри, он что час дэлает?

ХБ: Кажется, обкусывает шипы… И выплевывает.

ЧАЧА: Скажи мнэ, здеся всэ идят сырыи розы, которые мы парадаём?

ХБ: Больной какой-то. Ну его! Айда в «Мак-Дональдс». Мы-то с тобой в полном ажуре.

Перейти на страницу:
Нет соединения с сервером, попробуйте зайти чуть позже