Художник Её Высочества

Степан попросил разъяснить музыкальную деятельность незнакомого ему Карпа на таежных шурфах, заодно объяснить, что такое «струна».

«Строительство», — поведал «строитель», предполагает творческое решение своих профессиональных задач. В конкретном случае Карп Мякенький по профессии геолог. «Музыка»- особый метод воздействия на мозг. Художник сам увидит своими глазами. Точнее, услышит. Если совсем точно, сначала услышит, потом слышать перестанет. Фаза неслышимой «музыки» является «струной».

Жуль пришел с улицы, посидел из вежливости рядом и снова ушел на разведку. На этот раз в открытой двери его видно не было. Степан пошел проконтролировать. Щенок лежал на брюхе в кустах и собирался ударить по голубям, харчившихся вокруг урны. Вернувшись, услышал конец разговора.

— Сам знаю, как запинается струна при дофаминовом расстройстве. Карпуша, рыбка, ты меня закоптил. Да, самый последний гражданский этаж МГУ. Ждём. Уф, громовержец! Давно хочу отобрать у него ящик с радием, чтоб не размахивал.

— Чем не размахивал?

— Радиевыми лучами.

Скоро такси высадило их у университета. Только поднялись в мастерскую, следом загрохотало. По силе ударов подошв в ступени, так поднимался только Вильчевский. Степан глянув на вошедшего, сразу понял: перед ним молочный брат людоеда Ракшасы.

— Попрошу отметить. Мою фамилию следует читать через «к». Хлебная мякина, что полезно, вкусно и всему голова. А не Мягенький, как считали некоторые пентюхастые недотёпы, за что поплатились, — протягивая длань, шире таёжной лопаты на шурфах.

— Отметим, — просто ответил Степан, пожимая десятую часть ладони Мякенького.

— За дело, Карп. Девушку посадим в кресло. Смотри, если ты встанешь здесь, то мембране самое место на подоконнике.

Предложено кофе. «Строители» согласно кивнули.

Степан стоял у плиточки, с любопытством поглядывая на предметы, извлекаемые Карпом из рюкзака. То, что в нём долгие годы носили вместе с тушенкой и вязаными носками выкопанные из земли камни, не вызывало сомнения. Уж больно у рюкзака отвислая задняя часть. Как у гиссарского барана или высидевшего своё бухгалтера.

— Мембрану замаскируем, заставим рулонами…

— Здравствуй жопа, новый год! А я, значит, с дудкой тут просто так препарасьон икрой об икру тандю по опорной ноге. Ерунденция, как заочный институт хореографии. Нет, посадим девицу в фокус и честно раскатим рыком: «Разреши, душа, посмотреть твою душу.»

— А если она не захочет? Что, силой усадишь?

— Я могу. Ты же знаешь.

— Знаю. Видел твои черепа и шкуры бедных животных

— А ты с рогатиной на «хозяина» сам попробуй.

Они всё препирались, а Степан, раздав кофейные приборы, подошел разглядеть круглый предмет на ножке. Похоже на бубен, только вместо кожи материал непонятного происхождения. Строитель, заметил интерес художника.

— Воздушный пузырь рыбы. Он, когда высыхает, и сам натягивается, да еще этими винтами по периметру донатягивается. Натяжка происходит полгода в определенных условиях. Здесь особая влажность нужна.

— Ты еще координаты пещеры сообщи, где мембраны натягивают. Враз проведут иллюминацию и бетонные дорожки зальют, чтоб пучеглазым туристам удобнее было глазеть, — одевая через голову инструмент.

Перед лицом Карпа небольшая часть с дырочками для игры, далее разделялась двумя змейками через плечи к затылку. У затылка такая же мембрана на обруче.

Степан щёлкнул ногтем в мутную плоскость. Его хлопнуло по ушам, а кофейная чашка взорвалась в руках. Замер в наклонной позе, только ручка от чашки качалась на пальце.

— С такой хореографией ещё мою бабку сватали, — хохотнул геолог.

Базальски объяснил. Если бы у чашки не было трещины, ничего бы не случилось. А так разорвало резонансом. И, сев в кресло, предложил сыграть на него.

По мастерской поплыл звук. Киты так кричат, звуки эти, красивые и печальные, в слоях другой плотности и солености, как по проводам, несутся на тысячи километров, собирая исполинов в единую семью. Базальски закрыв глаза, распустился лицом. Звук изменился, истончаясь. Мембрана на подоконнике, ожила. Чуть прозрачней стал рыбий пузырь. Звук стал ещё тоньше — распалась на половинки стеклянная банка, флейц, стоявший в ней, упал на бок. Звук исчез совсем — и мембрана тоже. Степан, указывая на такое чудо пальцем, повернулся к «строителям».

— Пропала!

«Музыкант» открыл глаза, оторвался от мундштука.

— Может, точка и содержит все возможности пространства, а вот мои возможности ограничены. Чего орешь не по делу, сбиваешь, фуэтэ не в такт?

Из кресла поднялся Базальски.

— Ух! Первый раз на «струне». Даж страшно стало. Ну?

— Антилопа-гну! На тебе пахать надо, а ты весь розовый, на кнопках балуешься. «Струна» — ни узелка не заметил.

— Удивился, что исчезла? — спросил Базальски Степана, всё тыкающего пальцем в снова помутневшую мембрану. — Еще бы. Ты бы так повибрировал, тоже исчез бы. Сообразил, что к чему?

Честно признался, что нет. Карп уже раздвинул бороду, но Базальски не дал ему высказаться.

— Помолчи. Дай объяснить человеку.