Худшие подруги

Дожидаюсь, когда Глеб закончит разговор, а затем подхожу и хлопаю его по руке, в пальцах которой зажата сигарета. Окурок падает на пол, рассыпая красные искорки по светлой плитке. Тушу его, не жалея подошвы туфель. Глеб таращится на меня, пребывая в легком ступоре от происходящего, а я гневно дышу носом, глядя прямо в глаза недоумку, которому жить надоело. Если его отец узнает, то совсем скоро у меня будет много пакетиков с конфетами и печеньем и повод посетить не самое приятное место с кучей мраморных плит.

– С ума сошла? – произносит Глеб, наклоняясь, чтобы подобрать окурок, и выкидывает его в окно.

– У меня к тебе тот же вопрос!

– Тебе-то какое дело? – хлестко произносит он, стреляя в меня суровым взглядом.

Словесная пощечина ощущается слишком по-настоящему. И что за день такой? Каких богов я разгневала, а главное, чем? Смотрю на парня, которого с детства считала другом и который теперь по неизвестным мне причинам вдруг стал вести себя, как полный идиот, и у меня окончательно заканчиваются силы. Горечь и печаль смешиваются со злостью на несправедливость судьбы. Мало того что Аля запала на того же парня, что и я, так еще и этот… Что я ему сделала? Или что он сделал с собой?

Я едва узнаю в нем Глебку-Хлебку. И дело не только во внешних изменениях, такое чувство, что ему промыли мозги инопланетяне или он целое лето сосался с дементорами.

– Знаешь что? – шиплю я, прищуриваясь. – Пошел ты! Я не понимаю, в чем дело, да и плевать! Не хочешь со мной общаться? И не надо! Я просто пришла сказать, что мой папа знает, чем ты здесь занимаешься, а в следующий раз и твой окажется в курсе.

Собираюсь гордо развернуться и удалиться, но Глеб ловит меня за предплечье на середине оборота и шагает поближе, заглядывая в глаза:

– Ты чего ревешь?

До того как он спросил, я этого даже не замечала, но сейчас ощущаю, как влажные дорожки холодят щеки под натиском прохладного ветра, задувающего в окно. Стираю их свободной рукой и резко дергаюсь:

– Тебе-то что?

Глеб держит крепко, не позволяя уйти. Отвожу взгляд, ругая себя за слабость. Глеб, Аля… Почему все, что было привычным и казалось крепким, в один миг начало рушиться? И если с Алей я уверена, что мы все уладим, то с Глебом… Он ведь ничего и не сказал мне, даже не попытался. Обходит стороной, словно у меня какая-то зараза, а все мои попытки прояснить ситуацию он отсекает. Ну и пожалуйста! И не нужно!

И снова с ресниц срывается пара предательских соленых капель.

– Тебя кто-то обидел? – обеспокоенно спрашивает Глеб.

– А что? Побежишь разбираться? – отвечаю я и резко втягиваю носом воздух. – Морду ему набьешь?

– И не только.

– Тогда можешь с разбегу об стенку стукнуться. – Поднимаю голову и сжимаю губы, глядя ему прямо в глаза и стараясь контролировать эмоции настолько, насколько возможно.

– Тася… – вздыхает Глеб, ослабляя хватку на моей руке. – Я…

Замираю в ожидании, надеясь услышать хоть что-то, но он молчит. Отступает, отпуская меня и кусая щеку изнутри. Он всегда так делает, когда очень нервничает или расстроен. Может, у него какие-то проблемы, а я, дура, истерики закатываю?

– Что случилось? – спрашиваю спокойно, без обычной крутизны, словно нам – опять семь и самая большая проблема, если мама не выпустит гулять, после того как зайдешь домой попить воды.

– Ничего не случилось, – сухо отвечает Глеб, засовывая руки в карманы спортивных штанов, а потом вытаскивает зажигалку и принимается крутить ее в пальцах.

– Вот и поговорили… – усмехаюсь я.

– Что ты хочешь от меня услышать, Тась?

– Да хоть что-нибудь вразумительное… Когда ты начал курить?

– Летом.

– Ты ведь ненавидишь это. Сам твердил, что курящие спортсмены – идиоты. Как же твои мечты о соревнованиях и профессиональном баскетболе?

– Фигня все это, – отмахивается он и достает пачку сигарет.

– Фигня – то, что ты держишь в руках!

Выхватываю у него зловредную пачку и немедля выбрасываю в окно.

– Что ты творишь? – устало спрашивает Глеб.

– Спасаю своего друга.

– Разве я тебя просил?

– А я не спрашиваю.

– Тась, мы выросли из нашей дружбы. И давно. Хватит уже притворяться, что тебе не наплевать на меня.

– Тебе мячом по голове не прилетало? Что ты несешь?

– Правду, которую ты сама мне никогда не скажешь.

– И кто тебе сказал ее за меня?

– Я сам понял.

– Какой ты умный… Вундеркиндер, блин. А меня ты забыл спросить?! – не сдерживаясь, повышаю голос.

– Тише ты, – шикает Глеб. – Нас услышат.

– А я не знаю, как еще разговаривать с людьми, у которых явные проблемы со слухом. Да и с головой тоже. Ты разобиделся на меня из-за того, что сам себе что-то придумал? Нормальный вообще? Я тебе еще раз повторяю: не хочешь общаться – не будем, только не надо сваливать проблемы на меня и в придачу делать виноватой.

Тяжело дышу от длинного эмоционального монолога, а Глеб остается абсолютно спокойным, чем бесит только сильнее.

– Сколько раз мы виделись летом? – спрашивает он, приподнимая бровь.

Стараюсь вспомнить. Я точно сталкивалась с ним в лифте в середине каникул, встречала в магазине вместе с мамой, а еще у подъезда однажды вечером.

– Парочку… – размыто отвечаю я.