Худшие подруги

– А сколько раз созванивались или переписывались? – продолжает допытываться Глеб, словно допрос может все объяснить.

– Ты мне не писал!

– Ты перестанешь орать?!

– А ты перестанешь нести чушь?!

Из коридора доносится шум открывающейся двери и грозный мужской голос:

– Молодежь! Решайте свои проблемы в другом месте!

– Простите, – отвечает Глеб. – Мы будем потише.

Он красноречиво поднимает брови и таращится на меня, намекая, что предупреждал. Складываю руки на груди и недовольно закатываю глаза, мол, мне все равно на психозы дяди Миши.

– Ты тоже мне не писала, – с неприкрытой обидой говорит Глеб.

И тишина. Оба молчим, глядя куда угодно, только не друг на друга. Ком вновь вырастает в горле. Такое чувство, будто что-то важное ускользает из рук. Мы ведь оба не писали, почему он вдруг жертва, а я преступник?

– Я тебя поняла, – сухо произношу, поднимаясь вверх на пару ступенек. – Лучше найди себе другую курилку, мой папа быстро теряет терпение. Он и правда может все рассказать твоему.

– Тась…

– А? – оглядываюсь я.

– Ты в порядке?

– Нет. Но тебе ведь должно быть все равно, верно? Мы-то уже не друзья, – резко бросаю я и быстро поднимаюсь по лестнице, больше не останавливаясь.

Захожу в квартиру, из гостиной доносится тихое бормотание телевизора. Скидываю с ног туфли и топаю сразу в ванную, наслаждаясь приятным покалыванием в ступнях. Нужно скорее смыть с себя напоминания о сегодняшнем вечере: запах креветок, шампанского, теплого осеннего дня и сигаретного дыма.

Добравшись до спальни, первым делом ставлю телефон на зарядку. Даже малыш меня подвел. Выключился на середине песни Бейонсе «I Was Here», под которую я в душе пыталась выплакать негативные эмоции, чтобы очиститься изнутри и снаружи. Вместо этого слушала, как барабанят капли по стеклянной перегородке, и не смогла выдавить ни слезинки.

Может, позвонить Глебу? Пусть еще скажет мне какую-нибудь гадость, чтобы я разрыдалась. У него ведь отлично получается! И даже сейчас единственное, что я чувствую, – это злость и негодование. Просто не верится, что такое происходит. Не верится и очень раздражает.

Как только мобильник оживает, сразу приходят два оповещения. Новая заявка в друзья и мессенджер. Захожу сначала во «ВКонтакте». Сердце психует и ударяется в ребра, а я крепче сжимаю телефон в руке.

Олег Дымарский хочет добавить вас в друзья.

Заношу палец над кнопкой «Отклонить», но замираю, глядя на круглую фотографию, с которой на меня смотрит симпатичный улыбающийся парень. Мгновенно вспоминаю наш разговор на лавочке у ресторана. Как мы держались за руки, смотрели друг на друга и смеялись. Как легко и весело нам было провести эти несколько минут вдвоем.

И как же мы с Алей могли так вляпаться? Как?!

Сворачиваю приложение, не отреагировав на зов Олега. Я не могу согласиться, но и отказывать ему не хочу. Сегодня уже просто не в состоянии. Открываю новое сообщение. Оно от Глеба. Кажется, я все-таки могу поплакать сегодня.

Глебка-Хлебка: *смайлик, закатывающий глаза* *смайлик пистолет*

Тася: «Это слишком гуманно. Возьми лучше молоток или биту».

Глебка-Хлебка: «Я не знаю, что сказать…»

Тася: «Зачем тогда пишешь?»

Глебка-Хлебка: «Не могу найти себе место, зная, что ты сейчас расстроена из-за меня».

Тася: «Твое место у параши».

Глебка-Хлебка: «Тась, я как лучше хочу, а ты как всегда» *смайлик, закатывающий глаза*

Пишу на эмоциях, с такой силой нажимая на экран, что он может треснуть в любой момент. Но это льется правда. Без шуток и прикрас. Чистая и разрывающая сердце правда.

Тася: «Хочешь как лучше – верни мне моего друга!»

Проходит минута. Две. Три. На дисплее светится «собеседник печатает», и я уже готова вылезти в окно и заорать во все горло: «Ну что там можно так долго печатать?!» Спасительный короткий сигнал звенит в тишине комнаты, пробегаю взглядом по строчкам, а затем еще раз. И еще… Пока ком в горле не превращается в сладкий зефир.

Глебка-Хлебка: «Я здесь. И я до сих пор твой друг, как и ты мой. Прости меня, Тась. Мне просто было обидно, что ты совсем забыла обо мне. И я подумал, что так будет лучше».

Чувствую, как дрожит нижняя губа. Взгляд размывает пелена слез. И это не слезы горечи, скорее радости и облегчения.

Хотела пореветь, Тася? Реви!