Я кусаю нижнюю губу, пока не чувствую вкус крови. Это ко мне не относится. Меня еще можно спасти. Я сжимаю руки в кулаки. Внутри меня еще есть что-то живое. Я ощущаю, как это живое бьется в моей груди яркими оттенками рубиновых и аметистовых крыльев. В следующий раз, когда я окажусь на сцене и все взгляды будут направлены на меня, все изменится. Джексон будет смотреть на меня так же, как на Джиджи. Я буду в центре внимания – буду петь для всех и наслаждаться аплодисментами.
–
Значит, я больше не буду толстой.
Не стоит отвечать Скинни на ее заявления. Я раньше никогда с ней не разговаривала.
Но на самом деле я просто объявила о своем решении. Девочка любит мальчика. Мальчик любит девочку. Девочка толстеет. Мальчик уходит. Девочка уменьшает свой желудок до размеров маленького мешочка, чтобы вернуть мальчика.
–
Мне все равно. Умру так умру. Я готова на все. Я готова позволить им разрезать мой живот и заменить органы. Даже если у меня будет желудок размером с яйцо всю оставшуюся жизнь, я не почувствую себя так ужасно, как сейчас.
Я полностью сосредоточиваюсь на попытках не разреветься. Я не слышу речи на трибуне и раздающиеся аплодисменты. Я не слышу, как директор называет имена победителей. Я слышу только один и тот же звук в моих ушах. Я никогда не слышала его раньше, и от него у меня по телу бегут мурашки.
Это Скинни. И она смеется. Смеется. Смеется.
Глава пятая
Спустя примерно две недели после инцидента со стулом у меня назначена первая перед операцией консультация у врача. Папа пошел в больницу вместе со мной. У меня берут кучу анализов, мы заполняем целые тонны различных бумаг, а затем молча сидим в ожидании, пока высокая медсестра с седыми волосами не заходит в кабинет с ноутбуком. На голове у нее повязка с ярко-розовым бантом, которая больше подошла бы восьмилетней девочке, а не пожилой женщине. Она здоровается с моим отцом, но обращается ко мне.
– Ты уже пыталась раньше похудеть? – спрашивает она.
Я киваю.
– Каким образом?
Я рассказываю о том, как мы с мамой присоединились к «Вейт Вотчерс», когда мне было девять, и про поездку в «лагерь для толстяков» в одиннадцать. Я рассказала ей о попытке употреблять меньше жирной пищи и подсчете калорий. Она фиксирует все мои слова в своем ноутбуке. Молча. Я не рассказываю ей о капустной, лимонадной и перцовой диетах, потому что они кажутся очень странными. Папа вспоминает гипнотерапевта из Конро, к которому я ходила, когда мне было двенадцать. Я-то про него совсем забыла.
Я могла бы рассказать ей еще много чего, но она закрывает свой ноутбук и встает.
– Доктор скоро вас примет, – говорит медсестра и уходит.
Через несколько минут в комнату заходит мужчина и протягивает руку моему отцу. Худой, темноволосый, с бородой. Он бы с легкостью мог сыграть Авраама Линкольна[25] в школьной пьесе, если добавить к образу цилиндр.
Доктор садится на стул на колесиках, и мы с папой внимательно слушаем, что же предстоит пережить моим внутренностям. Мне кажется, что мой мозг вот-вот взорвется от количества информации, а папа все время хмурится и задает много вопросов.
– А почему ей нельзя просто посетить уроки здорового питания или что-нибудь вроде того?
Доктор переводит взгляд на меня.
– Сколько калорий в биг-маке? – спрашивает он.
– Пятьсот шестьдесят, – отвечаю я не задумываясь.
Он кивает.
– А сколько калорий тебе нужно съедать в день, чтобы поддерживать вес в сто тридцать семь килограммов?
– Три тысячи двести восемьдесят.
Врач снова поворачивается к моему отцу.
– Ей не нужны уроки здорового питания, – говорит он.
– А она не слишком мала для этого, доктор Вилкерсон?
– Сейчас, когда ожирение у детей становится все большей проблемой, многие врачи начали одобрять операции в подростковом возрасте. Самому молодому из пациентов было двенадцать.
Доктор улыбается мне, но не похоже, чтобы его сильно волновали мои проблемы.
–
– Так как пациентке всего пятнадцать, вам нужно будет подписать документы, разрешающие проведение операции.
Врач протягивает моему отцу клипборд и ручку, но папа колеблется.
– Что, если она не будет делать операцию? – спрашивает он, свободной рукой указывая на бумаги. – Что, если я не подпишу это?
Доктор смотрит сначала на меня, а потом на моего отца:
– Дело не только в том, чтобы хорошо выглядеть в джинсах. Из болезненных подростков они вырастают во взрослых людей с избыточным весом и сокращенной продолжительностью жизни. – Доктор опускает глаза на папку в своих руках. – У вашей дочери уже есть признаки высокого артериального давления. А дальше у нее могут развиться диабет и проблемы с сердцем.
Я с трудом сглатываю. Он говорит обо мне. Сокращение продолжительности жизни. Избыточный вес. Мой разум словно отделяется от моего тела.