Хулиган. Его тихоня

Я оторвал взгляд от футбольного матча, идущего по телевизору, и посмотрел на отца Ксюши. Удивленный тем, с чего именно он завел разговор, я напрягся и сжал кулаки. Я ошибочно полагал, думая, что отец Ксюши будет тактичен в беседе после угрозы Ксюши, которую я все же сумел расслышать, несмотря на ее обратное желание.

Но, похоже, я ошибся.

После своего завуалированного заявления, он еще и соизволил продолжить:

— Но от моей дочери ты ничего не получишь.

— Возможно так и будет, а возможно и нет, Анатолий Геннадьевич, — отозвался я, равнодушно пожав плечами. — Я хорошо отношусь к Ксюше и пока не претендую на подобное “внимание” с ее стороны, но, должен признать, с трудом контролирую свои физиологические потребности и природный инстинкт к деторождению. Мне очень трудно держать руки подальше от нее.

Еще более ненавистное выражение его лица буквально кричало о том, что он был готов и просто жаждал совершить убийство. Я же получил от этого вида некое удовольствие, чего не стал скрывать, открыто оскалившись. А затем я намеренно вернул свое внимание к игре, транслирующийся по телевизору.

Я знал, что должен был относиться к нему с уважением. Как минимум потому что он был отцом Ксюши. И как максимум потому что я должен был постараться получить его согласие на отношения с его дочерью.

Но мне было все равно.

Я слишком рано понял, что взрослым мужчинам нельзя было доверять.

На них нельзя было положиться.

Поэтому меня не волновало, получу ли я когда-нибудь его одобрение на отношения с Ксюшей или нет.

— Я знаю таких парней, как ты, — голос Анатолия Геннадьевича был полон насмешки. — Вам нечего показать другим, кроме своего раздутого самомнения и эго. Вы думаете, что вам есть что показать миру, но вы ошибаетесь. Когда ты получишь высшее, если вообще получишь, то окажешься лишь грязью под ногами у тех, кому действительно есть что показать миру. Ты ничего не можешь сделать для своей жизни, а уж тем более для чужой, для моей дочери.

Его слова вывели меня из себя. Но я тщательно контролировал себя и свои эмоции, не показывая истинную реакцию на эти слова. Я слушал его унизительную речь, даже не глядя на него.

Но кто он, сука, такой, чтобы читать мне нотации?!

— Такие парни, как ты, не встречаются с такими девушками, как моя Ксюша, — продолжал он. — Такие парни, как ты, ищут девушек вроде нее только потому, что им нужен вызов. Потому что хотят чего-то нового, свежего…

Я почувствовал, как выступили ожесточенные углы моей челюсти.

Какого, блять, хрена?!

Что он несет?!

— Если ты разобьешь сердце моей дочери, я разобью тебя.

Я вздрогнул от неожиданного поворота разговора и перевел взгляд к человеку, которого уже и сам хотел разбить. Его взгляд был настолько пристальным и выразительным, что мой гнев стал постепенно утихать.

— Мне плевать, кто ты такой. Плевать, чем занимается твоя семья. Все, что меня волнует — это моя дочь. У меня много денег, много связей, и если ты причинишь вред Ксюше, я сделаю все, чтобы причинить тебе ответный вред. Обидишь мою девочку — и я обижу тебя так, что ты до конца своей жалкой жизни это запомнишь. Ты меня понял?

Анатолий Геннадьевич не сводил глаз с меня, ожидая, когда до меня все же дойдут его слова. Но мне было ровным счетом похуй на его слова. Да и вообще, его угрозы для меня ничего не значили.

Все, о чем я мог думать — этот человек заботился о своей дочери и только. Вот причина всех его угроз. Это было всего лишь беспокойство за родную дочь. На это нельзя было злиться.

Он просто любил Ксюшу, свою единственную дочь.

Он никогда не обидит ее и никому не позволит этого сделать.

А потому сейчас я не чувствовал ничего, кроме облегчения, не было никакой злости. Ксюше повезло с отцом, который основательно окружил ей своей любовью и защитой. Она заслуживала любви. Она заслуживала всего самого лучшего.

И хотя я знал, что ничего не предложил Ксюше, войдя в ее блестящий от чистоты мир, я точно знал, что сделаю все, чтобы не запятнать ее мир своими грязными руками, душой и сердцем.

— Это ваше право, Анатолий Геннадьевич, — тихо сказал я и заметил, как он дернул головой. Я наклонился вперед, уперся локтями в колени, сцепив руки в замок, и продолжил: — Это ваше полное право, как отца Ксюши. Но вы меня не знаете, поэтому я скажу прямо и как есть. Ксюша очень много значит для меня. Больше, чем вы можете себе представить.

— Ты…

— Я не собираюсь отказываться от вашей дочери. Не под какими угрозами и обещаниями расправы, — перебил, зная, что он просто собирался напомнить мне, что я недостаточно хорош для Ксюши, недостоин ее. — Мы знакомы с ней не так давно, но я быстро понял, что она из тех девушек, которых нельзя упускать. Такую, как она, упустит разве что кретин. И я не из тех парней, о которых вы говорили. Я никогда не причиню ей вреда. Можете считать это обещанием, клятвой, чем вам угодно.

Он долго не сводил с меня своего пристального взгляда. Но я видел, как загорелись его глаза. А потому я стал ждать ответа или удара кулаком в лицо.

Но все, что он сделал — это просто кивнул.