В надеждах он провёл остаток времени до поезда и первый дорожный вечер. А наутро будто переключился, стал глядеть вперёд. Помог в этом сосед с нижней полки, моложавый крепыш лет пятидесяти. Не лежебока: проснувшись, мигом свернул, закинул под потолок свою постель, вторым движением превратил спальное место в стол и два сиденья. За столом они с Костей сыграли в шахматы на походной доске – удивительным образом каждый по два раза выиграл чёрными. Нашлось о чём поговорить: сосед, Георгий, оказался подполковником запаса, отец Константина был капитан первого ранга, морской офицер. «Что же сам не продолжил династию?» – спросил Георгий. «Раздолбай и анархист, – честно ответил Костя. – Попался бы вам такой солдат…» – «Всякие бывали, но это дело прошлое», – добродушно махнул рукой подполковник.
Оба ехали в Севастополь, Георгий там оставался, Косте надо было двигаться дальше – до Хурминки. Оказалось, попутчик знает её, даже бывал по служебным делам. И неудивительно. С первого взгляда Хурминка – обыкновенное село. К северу от Севастополя и горных цепей, вокруг Симферополя и Бахчисарая немало таких сёл, и названия можно встретить не менее забавные: Дракошино, Пятихатка, Приятное Свидание. Жителей в Хурминке около двух с половиной тысяч, площадь довольно большая. Виноградники, фруктовые сады. Изогнутые, мощённые булыжником улицы; вишни, сливы, абрикосы глядят через низкие заборы. Чем ближе окраина, тем больше ягод. За северной окраиной – двухсотметровая гора с поросшими можжевельником склонами. В этой горе – даже не нора, целый подземный лабиринт. Командный пункт связи Черноморского флота. На поверхность он выглядывает несколькими зданиями, похожими на ангары и гаражи: казармой, матросским клубом, подобием штаба, напоминающим сельский кинотеатр. Рядом, на плоской вершине, стоит пятиэтажный дом для офицеров и их семей.
Костя жил в этом доме три последних школьных года. Его отец командовал пунктом связи, мама там же сутки через трое дежурила под землёй. Ровесников у Константина в доме не было, все дети значительно младше. Он проводил свободные часы либо с матросами – не без пользы, научился играть в настольный теннис, – либо, гораздо больше, с одноклассниками. С теми, кого впоследствии так надолго и несправедливо забыл.
А ребята замечательные! Он вспоминал, сравнивал с сегодняшним днём. Сколько идёт разговоров о травле, буллинге, как модно стало называть. Теперь, когда Костя работал с учениками, он слышал рассказы из первых уст, временами советовал, как поступить в том или ином случае, пусть и не верил в советы, предпочёл бы меры жёсткие. Но кое-что уяснил. Достаточно быть в какой-то мелочи непохожим на других, чтобы стать мишенью. Он ведь был непохож – хотя бы тем, что Хурминку рассматривал как временное место, не думал связывать с нею жизнь. Настолько не думал, что даже не влюбился по-настоящему ни в одну из девочек.
Конечно, не все одноклассники там остались. Илья Семагин поступил в Ростовский мединститут, уже выучился, работал на тихом Дону. Максим Павленко жил сейчас в Москве, Лиана Арустамян добралась до Барселоны… Но им пришлось бороться, молотить лапками, как той лягушке в молочном кувшине. Они заранее знали, что так будет, а Костя знал, что приедет в Питер на всё готовое. Родители оттуда, там бабушки, дедушки, найдётся где жить и кому о нём позаботиться. Разве не достаточно для того, чтобы тебя считали чужаком? Он всегда был своим – чужим сделался сам. Но всё поправимо.
В вагоне работали кондиционеры, а на остановках, спускаясь на платформу погулять, купить в ларьке мороженое, Костя погружался в сухой раскалённый воздух и чувствовал: скоро! Осталось чуть-чуть, каждая минута приближает, даже когда стоим… И волновался отчего-то, немного иначе и сильнее, чем бывает перед встречей с новым учеником.
Вновь ритмично выстукивали колёса. Лес за окном давно сменился полями. Холмистые, открытые взгляду просторы – таким же распахнутым и залитым светом одиннадцать лет назад представлялся целый мир.
Только на станциях пробуждались интернет, телефонная связь. Огромные расстояния обходились без того и другого. Казалось бы, замечательный случай вспомнить не столь далёкое прошлое, разговориться лицом к лицу. Но чем ближе был конечный пункт, тем глубже хотелось уйти в себя, и не только ему – даже общительный подполковник несколько часов сидел молча, уставившись в окно.