Хурминка

Костя пообедал в вагоне-ресторане: можно раз в год себе позволить. В туалете обтёрся мокрым полотенцем, переменил бельё. Соседи напротив бокового места были уже не те, что садились на Московском вокзале. Добрую половину вагона заняла компания молодёжи с мягкой, но очень громкой речью и диким избытком энергии. Настоящие казаки! Они без устали носились по проходам, скакали на верхние полки и обратно, на нижних кто-то кого-то тискал, щекотал, вызывая смех и жизнерадостный визг. Две тётеньки учительского вида безуспешно пытались угомонить безобразие. Костя уловил из разговоров, что это школа едет на экскурсию по Южному Берегу, и задумался, откуда берутся взрослые женщины с маленькой грудью. Логично предположить, что вырастают из девушек с маленькой грудью. А такие вообще существуют? Загадка природы. В этой компании у всех девчонок, даже худеньких, майки и топики распирало изумительное раскатистое богатство.

Если вспомнить, чем были богаты одноклассницы? Он попробовал и не сумел. Не то чтобы не замечал их в своё время – просто, следуя за нашим солнцем, приглядывался к ногам. Однажды майским воскресеньем поехали в Любимовку на пляж, там искупались, стали загорать. Перед ним на одном покрывале улеглись подруги: Алла Марченко с желтоватыми подошвами и Лиана с девственно-розовыми, нежными, как предрассветное облако. Увидел их – и долго потом стеснялся вставать… Что ещё сохранилось? Многое, если честно. У Кати Подойницыной, самой высокой девочки, туфельки были меньше, чем у Нины Пиндус, чья макушка пряталась за Катиным плечом. У Нади Артюх – такие прекрасные, сильные икры, что её принимали за балерину. В Надю-то он, пожалуй, влюбился бы, не будь так устремлён всеми мыслями на север. Мог увезти с собой…

Надя была единственной в классе, о чьей жизни после выпускного не ведал Серёга Кондин. Исчезла решительнее некоторых, даже следов её в мировой паутине было не отыскать. Жаль. Честно говоря, хотел бы увидеться…

За этими мыслями он и доехал.

– Забурел, в натуре забурел! – было первое, что услышал Костя на вокзале Севастополя. Когда утихли рукопожатия и хлопки по плечу, он понял, что Серый изменился. Это было не так заметно по фотографиям и с первого взгляда наяву. То же худое широкоскулое лицо, крупные зубы, светлые глаза, от смеха принимающие форму месяца рожками вниз. Средний рост, джинсы, рубашка навыпуск, бейсболка с длинным козырьком. И хрипловатый, чуть ломкий голос… Всё будто бы то же – да не совсем. Школьный приятель, как ни странно было это осознать, возмужал. Чувствовалось по его взгляду, интонациям, по всей манере держаться, что есть на свете люди, для которых он папа, для которых он взрослый.

В стороне, возле запылённого «Пассата», их встретила симпатичная темноглазая блондинка в цветастом сарафане и босоножках на каблучке.

– Алёна, – улыбнулась она. Костя бережно пожал её тонкую ладонь и представился. Очень приятно.

– Когда у тебя, говоришь, занятие по скайпу? – спросил Сергей. Это было удивительно: обмолвился перед выездом один раз, а он помнит! До занятия оставалось пять часов, и Серый предложил, пока есть время, развеяться на Приморском бульваре.

– Мы всё ждём, когда ты станешь великим писателем, – сказал он, сворачивая на проспект Нахимова.

– Это разные вещи, грамотность и творчество. Не всегда гуляют вместе. Да и великие писатели вымерли. Я по роду занятий читаю современных, а другие… Спрошу иногда ученика: знаешь такого-то? А того? Этого? – Костя назвал несколько весьма знаменитых в издательском кругу имён. – Никто не знает. Получается, их как будто и нет.

– Я тоже не знаю, – не отрываясь от руля, пожал плечами Серёга.

– Последнюю фамилию где-то слышала, – отозвалась Алёна.

– Значит, он скрипит не зря. А остальные… увы.

– Ты стань не современным, а вымершим, как Лев Толстов, – сказал Сергей. – Всё, паркуюсь. Оперделился с местом.

– Ну тебя! – Алёна, широким взмахом обозначив затрещину, едва коснулась пальчиками его головы.

Костя расстегнул свой рюкзак, вытащил фотосумку. Готов Толстов.

На бульваре было многолюдно, ветрено, пахло морем и свободой. Первый же порыв раздул сарафан Алёны огромным тюльпаном, показал её белые в красный горошек трусики, заставил схватиться за ноги и захохотать.

– Не холодно? – спросил Сергей, поправив ей на плече бретельку. Алёна покачала головой. Ветер и вправду был тёплый, почти жаркий.

Они радовались совершенно ребячески. Чему: какому-то воспоминанию? Или выходному среди недели? Когда ещё смогут беззаботно погулять…

Ай, не всё ли тебе равно!

Костя отошёл и, став на колено, прицелился в парочку из фотоаппарата.

Невдалеке, в тени акаций, пожилой аккордеонист играл камаринского. Тёмные пальцы мелькали по клавишам, переливались меха. Те самые звуки: концерт самодеятельности классе в девятом… десятом? Репетиции по вечерам. Надя Артюх – звезда, такие фокусы выделывала дивными ногами. Давно, слишком давно… Всё же Костя огляделся: вдруг? Нет, разумеется, не увидел никого, хотя бы отдалённо похожего.