Хвала и слава. Том 1

От внимания Шушкевича не укрылось то обстоятельство, что за последние четыре года, то есть примерно с момента возвращения из Парижа, молодой Мышинский все чаще исчезал из Варшавы, из особняка на Брацкой, и подолгу, иной раз по месяцу, жил в Коморове. Эту неожиданную тягу к сельскому уединению Шушкевич решил употребить на пользу дела. Прежде всего он расторг договор о сдаче Коморова в аренду. Осенью 1930 года он переговорил с Янушем, и было решено продать часть упавших в цене бумаг, купить на эти деньги грузовик, построить в Коморове парники и теплицы, разбить большой фруктовый сад (черешни и вишни) и таким образом поднять доходность имения. Януш решил переселиться в Коморов и на оставшиеся деньги привел в порядок дом. Расставаясь с братом, Марыся Билинская расчувствовалась и подарила ему свой подержанный легковой автомобиль.

Всеми коморовскими делами усиленно занялся Адась Ленцкий, и, хотя он постоянно жил в Варшаве, теперь стал все чаще и чаще появляться в усадьбе. Коморов находился в сорока пяти километрах от Варшавы, и за час оттуда можно было добраться до столицы. Ранней весной 1931 года Януш окончательно переселился в Коморов и чувствовал себя здесь не то чтобы счастливым, но, во всяком случае, очень спокойным.

VI

Весна и одиночество действовали на Януша успокаивающе, даже исцеляюще. Он ложился очень рано, еще задолго до конца длинного дня, и просыпался утром отдохнувшим. Затем читал вчерашние газеты и выходил во двор. Теперь за овином с южной стороны виднелся обширный черешневый сад; маленькие деревца, привязанные к кольям, тянулись четкими шеренгами, словно клетки на английском пледе. Возле сада белела металлическими ребрами новая оранжерея, повернутая одним боком к югу, с рассадником у входа. Это было царство нового садовника, бородатого Фибиха.

Фибих работал здесь с января; рядом с оранжереей уже виднелись плоские прямоугольники парниковых рам, а сразу же за нею возвышались два остроконечных конуса: куча чернозема и дымившаяся, как вулкан, куча перегноя.

Однажды мартовским утром, когда в вышине торопливо скользили недосягаемые и светлые облака, а небо между ними казалось белесым, как Северное море, Януш вышел в сад в особо приподнятом расположении духа. Два работника в комбинезонах опрыскивали черешневые деревца, а возле оранжереи маленький Метек Козик рубил хворост, которым ее еще слегка подтапливали. Когда Януш вошел в стеклянное сооружение, оттуда острее, чем обычно, пахнуло теплом и запахами земли и растений. Высокая сочная ботва помидоров уже кудрявилась у стен. В рассаднике сидел Фибих и пикировал мельчайшие, едва различимые невооруженным глазом ростки бегонии из одного ящика в другой. Фибих хотел, чтобы основой садового хозяйства Коморова стали цветы и ранние овощи. Под столом, вкопанные в песок, виднелись огромные корневища далии, выбросившие длинные бледно-зеленые ростки. Сейчас там возилась сестра Метека, очаровательная Хельця, которая обрезала ростки далии и сажала их в горшочки, а потом относила эти горшочки в оранжерею, где уже стояли декоративные драцены, бегонии и хеллеборусы.

Увидев Януша, Фибих прервал свое занятие и, держа в руке заостренную палочку, с улыбкой обратился к нему:

— Вот увидите, какие у нас будут осенью красивые цветочки.

Он отложил палочку и показал Янушу лежащие на клочке бумаги семена стрелиции — черные блестящие зернышки, к которым были словно прикреплены пушистые хвостики оранжевого цвета.

— Это самый удивительный цветок из тех, что мы выращиваем, — сказал садовник. — Он похож на птичью голову.

Януш молча посмотрел на причудливые семена.

— И знаете, их очень охотно покупают.

— Ага, — недоверчиво буркнул Мышинский.

Хельця глянула на него из-под своего стола, продолжая обрезать ростки далии.

Тут вошел Метек и сказал Янушу, что какая-то женщина хочет его видеть. Януш удивился, Коморов был, по сути дела, захолустьем, и Мышинский не ждал никаких визитов. Он велел просить и пошел в оранжерею, в которой никого не было.

Когда вошла маленькая худая женщина, Януш сначала не узнал ее. Она протянула ему руку и, очень смущенная, жалобно улыбнулась.

— Вы меня не узнаете? Ничего удивительного. Мы не виделись десять лет, даже больше. Я Згожельская.

Янушу стало не по себе.

— О, это вы! — сказал он. — Нет, как же, помню. А что поделывает ваш отец?

— Отец умер, — ответила Зося Згожельская таким тоном, словно это произошло за несколько часов до их встречи. Потом добавила: — Шесть лет назад.

На минуту воцарилось молчание.

— Какая чудесная оранжерея! — вдруг сказала Зося, оглядываясь. — Давно вы ее построили?

— Нынешней осенью, — ответил Януш и замолчал в ожидании.

Но Зося облокотилась о стол с декоративными растениями и в молчании принялась теребить пестрый лист серебристой бегонии.

Эта ситуация раздражала Януша. Вообще Зося раздражала его еще в те времена, когда он покупал Коморов.

— Могу ли я узнать, что привело вас ко мне? — произнес он весьма официально.

Зося посмотрела на него с грустью, и взор ее был ясен, как цвет сегодняшнего неба.

— Привели меня сюда разные неприятные вещи.