Хвала и слава. Том 1

Милейший пан Тадеуш, портье из Гранд-отеля, дружелюбно поздоровался с ним и вручил, как всегда, ключ от комнаты на самом верху. Это была какая-то перестроенная или пристроенная комната, плоская, длинная, с окнами на темный дворик, украшенная эстампом «Девушка, выходящая из волн морских». Подыматься туда надо было по лесенке. Раздевшись и меряя комнату шагами, Януш вдруг задумался над тем, как мало связал он свою судьбу с родиной: «Чем я в сущности отличаюсь от такой Гани Эванс, или Доус, или как там она зовется, или, к примеру, от Виктора Гданского, назвавшего себя космополитической свиньей?» Но эти размышления недолго занимали его. Не прошло и минуты, как Януш нашел себе оправдание, и притом с величайшей легкостью.

Заснул он спокойно и словно приняв какое-то решение. Ему снилась широкая и прозрачная гладь озера, Хорст Шнеефохт, дирижирующий оркестром, и слова стихотворения, которое он не запомнил.

Проснулся Януш довольно поздно и не сразу вспомнил, зачем приехал сюда. Пока он брился, одевался и завтракал внизу, в кафе, равнодушно оглядывая прохожих на Славковской, прошло много времени. И все же он решил отправиться пешком до самого Сальватора. Дорога была длинная, но довольно однообразная, утро отличное, теплое, ароматное.

Проходя мимо внушительного здания мужской школы, Януш увидал во дворе ребят, игравших всем классом в волейбол. Несколько юношей поодаль толкали ядро. Какой-то здоровенный парень в спортивном костюме, похожий на бывалого легкоатлета, забавно подрыгивая ногой, довольно далеко толкнул ядро. Когда Януш наблюдал за этими спортивными играми, из ворот вышли три подростка с книжками.

«О, — подумал он, — это интеллектуалисты класса. В спортивных тренировках, конечно же, не принимают участия».

Догнав трех подростков, он невольно насторожился, прислушиваясь к их разговору. Януш шел чуть сзади, и ему хорошо были видны их фигуры. Посередине шагал высокий, стройный парнишка, его маленькие уши раскраснелись. Он о чем-то рьяно спорил со своими спутниками, по одежде походил на провинциала из благородных, а его приятели были по-краковски элегантны — в шортах и пестрых рубашках. Тот, что шел справа, типичный интеллигент, очень подвижный, говорил:

— Предположим, ты прав, но тогда скажи мне, почему чудеса творятся у китайцев, малайцев и негров, у людей, которые никогда не слышали о христианстве?

Януш посмеялся в душе. Откуда он взял эти чудеса у китайцев? Откуда это ему известно? Да еще говорит об этом с такой незыблемой юношеской верой, верой в книги, газеты, рассказы путешественников.

А другой, шагавший слева, красивый брюнет с тонкими, как у итальянца, чертами, по внешнему виду скорее художник, чем философ, сказал:

— Все это доказывает, что существует некая общая основа, некая, что ли, общая платформа, на которой происходят чудеса.

— Но что вы считаете чудом? — слабо защищался тот, что шел в середине. Видно было, что он глубоко верил в то, что отстаивал, но ему не хватало слов, чтобы защитить свою веру.

Красивый брюнет засмеялся.

— Ну, например, если я пойду в кино и случайно встречу там Зосю, то буду считать это чудом.

«Зосю?» — подумал Януш.

— Ты плетешь ерунду, Эрик, — сказал интеллигент справа. — Я совсем не это считаю чудом.

— Ну разумеется.

— Но как вы себе представляете, — говорил тот, что в середине, — как вы себе представляете? Как можно жить без мысли о бессмертии души?

— После смерти ничего нет, — сказал Эрик.

— Ну ладно. Но ведь человек непрерывно стремится к совершенству, к чему-то лучшему. Верно? А на этом свете лучшего добиваются редко.

— Зато на том свете вообще ничего нет.

— Так зачем же он стремится к совершенству?

Януш не выдержал и вмешался в разговор.

— Как же можно, — воскликнул он, — воздвигать преграду развитию человека? Значит, смерть является той границей, за которую наше совершенствование не может проникнуть?

Ребята остановились, ничуть не удивленные. Они слишком раскипятились, чтобы обратить внимание на неподобающее поведение постороннего человека. «Умник» сказал:

— Вы мыслите категориями индивидуальности. Индивидуум в данном случае нас абсолютно не интересует. Речь идет о всеобщем счастье, о совершенствовании общества.

— Ну хорошо, — сказал Януш, — а как вы себе представляете этику без моральной основы?

Все принялись кричать каждый свое. Они стояли на тротуаре и размахивали руками. Прохожие начали оглядываться на них. Первым опомнился Януш.

«Мы ведем себя как ненормальные, — подумал он. — Что я делаю здесь, на улице, с незнакомыми ребятами и почему защищаю бессмертие души, всегда для меня сомнительное? Что за безумство!»

Он быстро овладел собой и попрощался с собеседниками. Ребята с разгоревшимися лицами продолжали стоять на тротуаре, оживленно жестикулируя.

«Встретить Зосю в кино — это чудо!» — повторял про себя Януш.