Падаю на стул. Мы отыграли три композиции. Впереди еще восемнадцать. Раз, два. На счет три я жму на педаль бас-барабана.
Мне пятнадцать. Туалет отделения реконструктивно-пластической хирургии. Одна кабинка. Два унитаза. Макс Остин сел на унитаз.
Белые полы, стены, дверь. Ослепительный свет ламп. Тишина.
Я только расслабился. Приятно сбежать от шумных соседей и медсестер в спокойный и, если не считать одну кабинку на двоих, уютный туалет.
Дверь открылась. Вошел парень на вид шестнадцати лет
Он прошел рядом, приспустил шорты и сел на соседний унитаз.
— Меня Андреем зовут.
Он протянул руку. Не знаю, заметил ли он мои поднятые от удивления брови. Я пожал руку, представился.
— Ты веришь в магию?
Страннее вопросов в туалете мне не доводилось слышать.
— Эм. Ну да. Даже думаю, что сам являюсь экстрасенсом.
— О, я тоже экстрасенс!
Он восхищенно взглянул на мою левую кисть.
— Здорово тебе зашили. Шрамов почти не будет.
Я почувствовал неудобство. Андрей не подозревал, что Максим не самый открытый человек. Такой неожиданный разговор в туалете для меня явление необычайнейшее.
Он спросил:
— И что ты умеешь?
— Эм. Видеть ауру.
— О, здорово. Научишь? А то стараюсь, но ничего не получается. Ты в какой палате живешь?
Я даже спрашивать не стал, почему он употребил слово «живешь» и, уж тем более, почему он считает, что видеть ауру можно научиться.
— В двести седьмой.
Он подтерся бумагой, поднялся, натянув шорты, смыл за собой.
— Отлично, я к тебе через часик загляну.
Кто бы мог подумать, что тот самый Андрей, с которым довелось познакомиться в туалете, станет моим лучшим другом, коллегой и таким же, как я, недоэкстрасенсом.
Мы доигрываем шестую композицию. Несмотря на обезболивающие, которые принял перед концертом, мне все равно нехорошо. Чувствую слабость.
Мне кажется, что палочки вот-вот выскользнут из рук.
Я не должен этого допустить.
Я стараюсь.
Влад присаживается перед зрителями. Музыкальное сопровождение, кроме клавишных, плавно исчезает. Он тихо допевает:
— Небо с дождем,
Солнце с луной,
Свет в темноте…
Что мы найдем,
Что мы увидим
В нашем конце?
И тишина.
Где-то аплодируют зрители.
Я отдаю место за барабанами Кристи, а сам направляюсь к стойке с микрофоном.
Чувствую тошноту.
В клубе очень душно.
Две тысячи глаз смотрят на меня. Замечают ли они, что что-то не так? Они — люди, ради которых я, превозмогая боль, буду выходить на сцену до самой смерти. Потому что они меня уважают, ценят и любят, а я отвечаю взаимностью.
Взглядом слежу за ними, вслушиваюсь во вступительные риффы Влада. Начинаю.
— Живой.
Он смотрит сквозь меня
Чья стерта жизни линия.
Голос дрожит. Эндрю недоумевающе бросает на меня взгляд. Стараюсь петь ровно.
— Слепой.
Мне легче думать, что он незряч,
Что я еще горяч.
Но он
Молчит со мной
Словно я…
Отстраняюсь от микрофона, делаю глубокий вдох. Выдох
— … не живой.
Слушатели наблюдают за моими движениями. За тем, как двигаются губы. Как рука держит микрофон. Точно так же они внимательно следили за Юрой, когда он пел эту песню. Они жадно ловили каждый звук. Уносились в бесконечность, но всегда возвращались, когда песня заканчивалась. «В двух мирах» — единственная композиция с альбома «Шрамы», записанная с участием Юры. Вот он как раз ушел в бесконечность. Навсегда.
— Я ступаю по асфальту в двух мирах,
Слышу шепот, а они чувствуют мой страх.
Я все верю, что не поздно назад