Хватка (СИ)

       Столы были накрыты не в спальне, а в самом зале «приемной». Винклер попытался уточнить у краснощекого повара Юргена, что за повод заставил его сделать это, но тот лишь довольно улыбался и отвечал: «не беспокойтесь, господин гауптман, мы теперь каждый раз будем накрывать столы именно так. Убрать их не сложно. Ребята это будут делать…»

       Как уже говорилось ранее, в половине второго начался обед, а уже без четверти два от кургана примчался запыхавшийся солдат и сообщил, что в штольне копатели добрались до какого-то огромного бревна. Этим сообщением прекрасный, неторопливый обед был безнадежно скомкан. Далее офицеры насыщались быстро, хотя никто никого и не торопил.

       Первым из-за стола поднялся Бауэр:

       — Господа, — вытирая испарину, выступившую на лице, сказал он, — вынужден покинуть вас. Надеюсь вы меня понимаете?

       — Я с вами, Конрад, — начал подниматься и Винклер, — признаться, после ваших лекций, мне теперь тоже в крайней степени интересно то, что вы можете там откопать…

       В этот момент Ремер, Вендт, Гафн и Юзеф Калужинский также дружно встали и, молча соглашаясь с гауптманом, двинулись к выходу.

       Внизу у подножия кургана толпились солдаты. На раскопках даже командир спецгруппы Винклер и майор Ремер лишь молча следили за отдаваемыми обер-лейтенантом распоряжениями. В инструкциях Бауэра говорилось: смена, которая нашла что-либо крупное, должна была сразу же остановить работу, выйти ко входу и никого не пускать в штольню до тех пор, пока не прибудет Конрад Бауэр.

       Плотный обед не давал возможности офицерам идти быстро, поэтому они вынуждены были растянуться в цепочку и к кургану прибывали не вместе. Разумеется, первым, оставляя прибывающих к месту коллег в тени у яблони, в пристройку поднялся сам обер-лейтенант:

       — Что здесь, Эрвин? — подходя к двери штольни, поинтересовался он, и тут же кивнул троим из смены Боммеля, чтобы те оставили их наедине.

Потомственный шахтер Цольферайна, попавший под запрос о срочном поиске среди солдат в районе Умани представителей этой профессии, терпеливо дождался, когда его помощники выйдут на улицу и спустятся к подножию кургана.

       — Я могу говорить открыто, господин обер-лейтенант? — тихо спросил он, прикрывая входную дверь.

       — Разумеется, Эрвин.

       — Вы позволите? — шахтер аккуратно вытащил короткую сигарету из мятой пачки.

       Вместо ответа Бауэр, лично запретивший курение в районе штольни, достал из кармана коробок, чиркнул спичкой и дал Боммелю прикурить.

       — У нас …что-то идет не так? — тихо поинтересовался офицер, вглядываясь в мокрое от пота лицо солдата.

       — Хм, — с удовольствием выдыхая вверх струю дыма, криво улыбнулся Эрвин, — хорошо было бы знать, господин обер-лейтенант, как это должно быть «так»? Я восемь лет отработал на шахте, перед войной уже ходил в мастерах. И сейчас командовал бы в забое, если бы не попал на восточный фронт. Наш шахтерский род был на хорошем счету, гер офицер. Да и вообще шахты Цольферайн гремели на всю Германию своими показателями. Знаете, в 37-м нашими руками было поднято наверх три с половиной миллиона тонн угля. Вы можете себе представить эту массу? Об этом даже писали в газетах. А кокс? Наш завод производил его в год по двести тысяч тонн! Вот такие были времена, гер офицер. Вы спросите, к чему я все это говорю…?

       На тот момент на Цольферайне работало около семи тысяч шахтёров и каждый, замечу еще раз, каждый! перед тем, как спускаться под землю, всегда совершал свой, определенный ритуал.

       Думаю, многие слышали о том, что никто из нас не пожелает товарищу перед работой «удачи». Вместо этого все мы, даже не верующие, говорим друг другу «с Богом!» Никто из шахтеров не станет возвращаться домой в том случае, если забыл что-то важное; никто не пойдет в забой, если встретил женщину в белом, или увидел улитку; никто не отметит в шахте какое-то нужное место крестом...

       Долгое время работы под землей, заставляет любого человека чувствовать все иначе. Не знаю, поверите вы или нет, но, когда несколько дней назад в окопах спрашивали, кто есть из шахтеров, меня словно что-то подбросило — иди…!

       — И у вас есть свой ритуал, Эрвин? — поинтересовался офицер.

       Бывший горнорабочий недовольно отвел взгляд:

       — Напрасно вы относитесь к этому несерьезно, господин обер-лейтенант. В шахтерских городках даже дети знают, что под землю ни в коем случае нельзя пускать того, кто не знает, как задобрить горных Духов. Собственно, потому я и вызвался, когда услышал, что ищут шахтеров. В тот момент я подумал так: «под землю должен идти тот, кто знает, что и как делать. Поверьте, глубоко в лаве бывает также страшно и опасно, как и на фронте. …Это хорошо, что нам никто не мешает, — вдруг сменил тему Боммель, — без вашего разрешения сюда никто не сунется, и мы сможем спокойно поговорить. Я хочу рассказать вам один случай, поверьте, он имеет прямое отношение к тому, что мы откопали в штольне…