Хвост виляет собакой

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но мне кажется, что я очень хорошо осведомлен об этом, – сказал президент. – Согласно сценарию Джона Линкольна – я правильно выразился? Это сценарий? – согласно его идее, это аналог вторжения в Польшу, и в этом контексте Саудовская Аравия была бы эквивалентом Франции. Может быть, Франции и Англии вместе взятых. Я бы не хотел, чтобы ситуация вышла из-под контроля, если вы понимаете, о чем я. Поэтому я думаю, что наш Гитлер должен завоевать какое-нибудь место поменьше и только пригрозить «Франции». Которой будет Саудовская Аравия. Она будет следующей, если мы не вмешаемся. Это сработает, даже если Саддам окажется не Саддамом, а, скажем, страной-агрессором будет Иран. Против любой из маленьких стран – Катара, Кувейта, Эмиратов. Любая подойдет, как вы думаете?

– Это блестяще, господин президент. Это именно то, о чем я говорю. Именно то. Допустим, это Ирак. Они захватывают Кувейт. Кажется, что следующим шагом будет Саудовская Аравия. Ведь когда немцы взяли Польшу, все знали, что следующей будет Франция. Нужно работать с пространством, с ожиданием. Идеально, сэр, идеально.

Бейкер держал рот на замке, пока президент говорил. Но идея развязать войну на деньги других народов продемонстрировала не просто железные, а начищенные и сверкающие яйца. Теперь он решил высказаться.

– Да уж, вы – умный голливудский еврей, – сказал он Дэвиду Кравицу. – Можете называть меня Бубба.

Глава сороковая

Наблюдение редко работает безупречно. Особенно когда оно пассивное и ограниченное в ресурсах. Поэтому нет ничего удивительного, как и постыдного в том, что «Юниверсал Секьюрити» полностью пропустила первый звонок Тедди Броуди Джо Брозу.

Это был один из тех самых пробелов. В офисе Джо не было прослушки – по разумным причинам, о которых было доложено вплоть до самого верха командования. Все предполагали, что слежка засечет контакт с другого конца, как это было с Пшишевски. В конце концов, квартира Тедди прослушивалась, как и офисы «CинéMатт». Из чувства приличия он позвонил в рабочее время, а из осторожности он воспользовался телефоном-автоматом за пределами «CинéMатт», вот его и пропустили.

Тедди был приятно удивлен тем, как охотно мистер Броз согласился его принять.

Конечно, он не знал и не подозревал, что только что заглотил наживку, которую Джо Броз предусмотрительно приготовил специально для него, Тедди Броуди. И очень жаль, потому что Тедди был бы польщен этим. Он находился на том этапе жизни, когда ему не помешала бы лесть или что-то в этом роде. Это и побудило его сделать звонок. Ему нужны были перемены. Любые перемены.

Он хотел в жизни только двух вещей. Снять фильм и найти любовь. Под любовью он не имел в виду кого-то, с кем можно было бы обжиматься, держаться за руки, ходить в кино, целоваться, заниматься сексом, даже жить вместе, деля готовку, уборку и счета. Хотя и это было недалеко от желаемого. Он хотел, чтобы кто-то любил его настолько, что они поклялись бы быть верными друг другу, сходили бы в клинику или в кабинет врача, прошли бы вместе тест, а потом, показав друг другу, что оба ВИЧ-отрицательны, не инфицированы, чисты, непорочны, – отдались бы друг другу в полной физической и эмоциональной капитуляции, обмениваясь телесными жидкостями в таком сексе, каким он и должен быть: без резинки, без защиты, по-настоящему, естественно, вкусно, влажно и весело. Весело! И по любви! По ночам он страдал оттого, что в его жизни этого не было. Тревожные сны и плачущие голоса заставляли его резко подскакивать, с влажными глазами и опущенными вниз уголками губ, как у маленького мальчика, который плачет и зовет маму.

Он родился слишком поздно. Слишком рано. Просто слишком. На протяжении столетий человеческого существования смерть не сопровождала секс. Тедди мучил один постоянный кошмар. Лицо, прекрасное, милое, доброе лицо, красивые глаза, длинные светлые волосы, сладкий и пухлый рот, занимающийся с ним любовью. И когда он кончал, эякулировал в этот рот, зубы сжимались, впиваясь в кожу его члена настолько, что слюна, кровь и сперма смешивались. Лицо ухмылялось, отпускало его, смотрело вверх и оказывалось таким же аляповатым, уродливым и смертоносным, как упырь из дешевого фильма ужасов. Это был безвкусный и тривиальный образ. Но избавиться от него не удавалось.

Все, чего он хотел, – это одна настоящая любовь. Не навсегда. Только на время.

Он совсем не приближался к тому, чтобы снять свой собственный фильм. Работа с Биглом не давала никаких контактов, не позволяла подняться выше, получить доступ или показать кому-нибудь его синопсис. Он просто бегал от аппарата к аппарату, от стеллажа к стеллажу в этой проклятой комнате.

Затем ему позвонил приятель, Дон Буркхольц, – не то чтобы друг, едва знакомый, но он учился в Йельском университете, а значит, имел связи. Буркхольц теперь был агентом в «АйСиЭм», ездил на арендованном кабриолете «Лексус» и уже владел квартирой почти в Малибу и другой, в Аспене, недалеко от дома Дона и Мелани. Он сказал: