Кьяра

– Что, не так? Не это произошло с вами? Что вы уставились на меня, будто я столкнула луну с неба? Я просто назвала вещи своими именами, сказала вслух то, что вы и так знаете, только боитесь признаться даже себе! «Опустошенные»? «Следы»? Нет! Твой народ, Леда Вашти, – это несчастные женщины, которые не знали любви, и их дети! Но и я – твой народ. Да, я не позволила королю притронуться ко мне, я прыгнула в море, но – о Семипрях! – туатлин поднялся из глубин мне навстречу и спас меня, привез на этот остров, и я жила тут, с вами! Потому что я такая же опустошенная и так же несчастна! Я нашла тут бабушку, о существовании которой даже не догадывалась, я узнала правду о себе, о своей матери, я плакала на могиле своей лучшей подруги и обрела младшую сестру! Я нашла способ зарабатывать и покупать то, что мы не можем сами смастерить или вырастить, а не ждать подачек от короля! Я – твой народ, Леда Вашти, я одна из вас, и сегодня на спине туатлина я привезла сюда, к себе домой, этих влюбленных детей, привезла, чтобы спасти от смерти и насилия, и они будут жить здесь! Не потому, что так велел король, а потому, что им некуда больше идти…

Я перевела дух. Окелия смотрела на меня с брезгливым ужасом, бабушка плакала, мальчишки возбужденно перешептывались. Леда Вашти молчала. У меня остался последний козырь.

– Посмотрите на этого парня. Его зовут Глен, ему пятнадцать лет. Его отец всегда говорил, что пришел в Суэк из далекой деревни. Моя мама говорила мне так же. Посмотрите в его глаза, и увидите в них морскую воду – родовое отличие королей Суэка. Он внук одной из вас.

Я с надеждой вглядывалась в старух. Это была моя последняя надежда. Кто-то должен был признать Глена, как меня признала Вейна.

– Как звали твоего отца, сынок? – спросила Леда Вашти.

– Тин Атиари.

Повисло молчание.

– Атиари… Твоя бабушка умерла, когда устала ждать своего сына домой.

Я выругалась про себя. Но Леда Вашти сказала:

– Ты один из нас, сынок. Оставайся со своей будущей женой здесь. Кьяра… Забирай девочку в свой дом, а мальчик пусть живет пока с… – Она обвела глазами толпу, заметила, что Киано кивнул ей. – У Киано.

– Чоль-чоль-чоль! – засмеялась вдруг Ньюке-Чоль и обняла мои колени.

Разговор с королем

Теперь, когда Рия и Глен были спасены, я могла вернуться мыслями к тому, что увидела в храме Семипряха. Но что я увидела? Это было так невероятно, что сбивало с толку. Всемогущая Пряха… плакала от бессилия? Она злилась, рычала… А еще она пряла огонь. А потом – исчезла. Будто перенеслась в какое-то другое место моментально, по щелчку пальцев. Как такое возможно, о Семипрях? Семипрях… неужели он существует, этот сердитый бог, и дает своим жрицам такую силу? Голова у меня шла кругом, и никто не мог помочь. Все на острове боялись Пряхи больше, чем короля, стражей и всех дикарей на свете. Она внушала им какой-то первобытный ужас. А Рия и Глен были так счастливы, что все мои тревоги казались им обоим легким облачком на горизонте. Только оба они выросли в Садах, откуда не видно моря, и не знали, что маленькое облачко способно принести бурю.

Рия быстро пришла в себя, наполнилась радостью и силами. Очень скоро все на острове полюбили ее, и даже каменная Леда Вашти не могла скрыть улыбку, слушая, как она играет на самодельной каноке, которую смастерил для нее Глен. Рия помогала мне во всем, но особенно ей нравилось играть с Ньюке-Чоль.

Ньюке-Чоль росла. С каждым днем она все больше становилась похожа на Данату и все меньше на короля, и это ужасно меня радовало. В последний день зимы ей исполнилось три года, но она по-прежнему щебетала на своем птичьем языке, который никто не понимал.

Теплело. Весна заполняла собою остров. Нола, что прибыла к нам в прошлом году, родила крепкого синеглазого мальчика, и все мы радовались этому событию.

В день рождения Данаты я отправилась с Ньюке-Чоль на ее могилу. Прошло почти четыре года с тех пор, как я видела ее в последний раз. И столько всего случилось за это время! От меня прежней не осталось и следа, я будто поменяла и кожу, и кровь, и голову. Будто меня разобрали, промыли, высушили и собрали заново.

Мы положили на могилу Данаты свежие южики и два камешка, что нашли на берегу, – мы каждый год приносили ей камешки.

– Ма-чви-чоль? – спросила Ньюке-Чоль.

– Мама умерла, – сказала я.

Но Ньюке-Чоль не знала такого слова.

Я думала: родителей Глена убили, как и моих, потому что надо же как-то пополнять отряды стражей. Мальчиков-сирот легче воспитать бесстрашными воинами. Но теперь я думаю, что дело не только в этом. Дело в том, что отец Глена «из какой-то далекой деревни». И называется эта деревня – остров опустошенных. Отец Глена – след старого короля Динора, а сам Глен – племянник короля нынешнего. Кто-то знает о нас, но не король, не Сады.

«Сказать ли тебе, моя милая, какой самый страшный грех?»