Кибердемоны 2. Сонгоку

— Настоящий воин всегда выбирает путь, который ведет к смерти, — сказал вдруг Хитокири.

— Но думать он должен о жизни, — твёрдо добавил полковник. — Иначе — не сможет победить, — взяв стопку, одним движением опрокинул её в рот. Занюхал хлебом, отщипнул корочку, бросил в рот…

— Вы ещё молодые, — сказал он осипшим голосом. — Говно кипит… Поэтому думаете, что будете жить вечно. Но это только гонор, и ничего больше. Забудьте старые дела и живите дальше.

— Невозможно жить, не исправив причинённое зло, — сказал Мирон.

— Людские ошибки — это самое страшное зло, — возразил полковник. — И делая ставку на месть, вы можете сильно ошибиться.

— Но не совершая ошибок — нельзя ничего узнать наверняка, — тихо сказал Мирон.

— Да, — кивнул полковник. — Да только вот многия знания — многия печали.

Мирон закрыл глаза. Очень хотелось выйти в Плюс, попытаться узнать, что там с Платоном. Но почему-то он был уверен, что у полковника данного устройства попросту нет, а собственные Плюсы замолчали после того, как Мелета сообщила, что её атакует Сонгоку…

Открыв глаза и выпрямившись, он взял стопку с самогоном и сделал длинный глоток. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, а в горле образовался огненный ком. Он закашлялся. Почувствовал удар по спине — несмотря на инвалидность, рука у старца Сергея была тяжелая.

— Кто ж так самогонку пьёт? — спросил он участливо, подвигая к Мирону тарелочку с хлебом. — То ж тебе не пиво…

Хлеб был пряным, с чуть горьковатой хрустящей корочкой. Его вкус смыл с языка остатки самогона, а вместе с ним — и всякие сомнения.

— Я должен встретиться с Карамазовым, — сказал Мирон.

Мысль об отце не давала покоя, но она и придавала решимости.

— Ну… — вздохнул полковник, — Решил — так решил. Какудзипва хомбуно цукусанэба наримасэн.

— Каждый должен исполнить свой долг, — перевел Хитокири.

— Только перед тем, как пойти на такой шаг, скажи, что ты знаешь о войне за Сахалин?

— Ну… — Мирон удивился такой смене темы. — То же, что и все… После того, как Ногликский концерн объединился с «Ниппон Ойл» началось взаимопроникновение культур, так как японский и русский менталитет оказались удивительно близки…

— Ты цитируешь официальный релиз, — перебил полковник. — Никогда не интересовало, почему слияние культур названо «войной»?

— Ну, типа: финансовые войны, — пожал плечами Мирон. — Такой эвфемизм. Ноглицкий и Ниппон сначала были конкурентами, а потом произошло слияние…

— Ну да, конечно, — усмехнулся полковник. — И всё это просто так, для всеобщего удобства, обозвали «Войной за Сахалин».

— На самом деле, мы проиграли, — тихо сказал Хитокири. — Нами двигала жадность. Опыт завоевания Маньчжурии нас ничему не научил…

— Что? — Мирон даже не понял, о чём он говорит.

— Японцы проиграли войну, — пояснил полковник. — Да, да не удивляйся… Была самая настоящая война, с войсками, боевыми крейсерами и пушками. Я — участник этой войны… А наша слобода — остатки русского гарнизона в Токио.

— Этого не может быть, — Мирон говорил убежденно, на самом деле никакой уверенности не чувствуя. — С войнами покончено после Арабского кризиса. Произошло всеобщее разоружение, ядерные запасы уничтожены…

— Тем не менее, это случилось, — отрезал полковник. — Вы, нынешнее поколение, привыкли думать, что знаете всё на свете. Что от вас невозможно скрыть никакую правду, что хакеры могут раскопать любые, даже совершенно секретные сведения и вывесить их на всеобщее обозрение.

Лицо полковника побледнело. Рука, катавшая хлебный мякиш по клеенке, разжалась, бессильно упала на колено.

— На самом деле, вы просто не представляете, в каком мире живёте, — сказал он немного тише. — Вы думаете, что он принадлежит вам, но поверь мне, старику: это совсем не так.

Мирон хотел возразить. Хотел доказать, что он знает о мире абсолютно всё, что в век глобализации ПРОСТО НЕВОЗМОЖНО чего-то не знать. Что такие люди, как Платон — которые любят всё разбирать по косточкам, бесконечно анализировать, — что они ни за что такого бы не пропустили.

Но перед ним в инвалидном кресле сидел полковник, участник самой настоящей войны, случившейся не так уж давно. Живое доказательство того, что мир Мирона и Платона — отчасти выдуманный мир. Созданный ими самими.