Кибердемоны 2. Сонгоку

Прежде, чем спуститься вслед за плосколицым телохранителем, Мирон пошел в душ и долго, с остервенением, скрёбся под горячей водой. Пока не отмыл дочиста всю кровь. А когда он вышел из душа, на кровати ждал подарок: завёрнутые в хрупкую рисовую бумагу бельё, рубашка, брюки, и пиджак — всё высочайшего качества, самых дорогих брендов. Возле двери, на низкой деревянной полочке, стояли начищенные чёрные туфли.

Лимузин, который Субедей вёл с небрежной грацией, был древним и роскошным, как дворец персидского султана. Сиденья были мягкими, а в дверце располагался бар с таким выбором напитков, который Мирон видел только в Плюсе, в дорогой рекламе.

Клонило в сон. Но спать, или тем более пить, он не стал. После слов старика Карамазова о том, что Амели может сварить любую дрянь на походной плитке, принимать что-либо внутрь, пусть даже газированную воду, не хотелось. Во избежание.

— Вы не японец, — сказал Мирон в спину водителя, чтобы не отключиться. — Почему вы работаете на Карамазова?

— Это правда, я — монгол, — кивнул тот бритым затылком, бросив короткий взгляд в зеркальце заднего вида — автомобиль был настолько архаичным, что не имел голо-визорных экранов. — Но это не имеет значения. Сэмпай делает много хорошего.

— Для Монголии?

— В том числе.

Мирон припомнил, что многие заводы Технозон располагаются в монгольских степях. И что неподалёку от Улан-Батора располагается главная стрела для шаттлов Земля — Луна. В документах о строительстве, опубликованных в Плюсе, стояло совсем другое имя, но это ничего не доказывало.

— А что еще? Чем еще интересуется ваш босс?

— Сэмпай очень любопытен. Он интересуется многими вещами.

— И, как правило приобретает их?

— Как правило, — не смутился телохранитель. — А еще он очень хорошо об этих вещах заботиться.

Лав-отель располагался довольно далеко от парка Уэно и монастыря профессора Китано. Транспортный поток двигался неторопливо — Субедей вывел лимузин на предпоследний ярус саб-вея и с такой высоты Мирон смог разглядеть почти весь город.

По далёким тротуарам передвигались муравьиные фигурки людей, здания-роботы поворачивали сенсоры вслед за солнцем, на бульваре Гиндза появилась голограмма гигантской балерины — сделала антраша, и пропала.

Где-то там, — подумал Мирон, — существует тот бар с тремя табуретами и тремя столиками. Вполне возможно, за одним из них сидит Усикава и пьёт своё пиво… Ему тоже не помешало бы выпить. Несмотря на переливание, во рту стоял цепкий привкус сложных полимеров — неприятный, душный и устойчивый.

Что я скажу профессору? — вздохнул он. — Ни Платона, ни Хирохито… Я в очередной раз просрал всё, что имел.

В колокольчик, лежащий на алтаре маленькой кумирни, звонить не пришлось. Там ждал монах. Лысый, неулыбчивый, одетый в рясу шафранного цвета. Руки его были спрятаны в широкие рукава, лицо не выражало ничего хорошего. Увидев Мирона, он молча шагнул внутрь.

За стенами монастыря всё так же цвела сакура. Приятно, что хоть что-то в этой жизни не меняется, — подумал Мирон, шагая по усыпанной лепестками дорожке.

Сёдзи в доме профессора были распахнуты настежь. Наверху, в гостиной с низеньким столиком и жаровней-хибачи никого не было, и Мирон, отыскав узкую дверь за кухней, спустился в подвал. Там тоже царила тишина. Никто не работал с голо-экранами, никто не пил кофе из бумажных стаканчиков. Все собрались у дальней стены, у стойки с серверами.

— А, вот и ты, — наконец Мирон заметил в толпе седую голову профессора. — Иди скорее сюда. У нас тут совещание.

— С кем? — почему-то на ум пришел полковник из русской слободки.

— С твоим братом, конечно. Ну что ты встал? Идём! Платон хочет с тобой поговорить.

Глава 14

2.14

Они считают его чем-то вроде Будды.

— Привет, аллигатор.

Его голос. Такой же, как и при жизни. Приятный баритон плюс чайная ложка надменности и гранёный стакан снисходительного терпения.

— Здорово, крокодил. Как ты там?

— Там — это где?

— Ты понял, что я хочу сказать.

— Ладно. Отвечаю на вопрос: никак. Я не ощущаю течения времени, не чувствую силы тяжести, у меня нет тела, соответственно — гормонов, а следовательно — эмоций. Можно сказать, я ничего не чувствую. Но я мыслю. Значит…

— Слушай, я просто хотел проявить заботу.

— Спасибо. Именно так я это и расцениваю.

— Тогда просто мог бы сказать: нормально, братишка. Только вот соскучился…

— Но я не соскучился. Повторю: здесь нет времени. А значит…

— А, забудь.

Ему стало неудобно от того, что их перепалку слушают посторонние. Причём, затаив дыхание. Ловят каждое слово.

Они считают его чем-то вроде Будды, — догадался Мирон. — Тем, кто принесет в их мир истину… Но они, мать их за ногу, ошибаются. Причём, жестоко.

— Так что с тобой случилось, брат? — спросил он.

Он вспомнил мёртвую голову, затерянную среди таких же мертвецов.

— Сначала я был разобщен, — сказал Платон. Все, кроме Мирона, внимали его голосу так, будто он читал Нагорную проповедь. — Я был фрагментирован триллионами кубитов, разбросанных по всему киберпространству. Я не осознавал себя, как личность. Но потом я увидел тебя и… смог вспомнить.