— Платон сказал, что приготовления к сегодняшним событиям велись несколько лет, — тихо сказал Мирон. — Да и компания Хиномару возникла не вчера. Не на пустом месте. Она давно хотела вас сместить.
— Наверное, я просто хотел думать, что у Орэн не осталось выхода, — слабо улыбнулся старик. — Так было легче.
— Простите, — смутился Мирон.
— Не извиняйся. Меньше всего в произошедшем ты должен винить себя.
— Я должен задать еще один вопрос, — он жестко посмотрел Карамазову в глаза. — Вы изменили решение уходить на покой после того, как узнали, что удалось сделать Платону?
Старик выдержал его взгляд. На пергаментном лице не дрогнул ни один мускул. Но потом он медленно кивнул.
— Это сильный соблазн. И огромные перспективы. Жить вечно… Обрести свободу, независимость от клетки, которой с возрастом становится тело. Научиться летать по-настоящему.
Мирон вспомнил то чувство, когда по его желанию в Плюсе появлялись различные вещи: мотоцикл, еда, сигареты… Если бы он тогда захотел, то мог вообразить что угодно. И получил бы это.
Он кивнул.
— Я вас понимаю. И не думаю, что Платон будет держать своё открытие в тайне. Вряд ли ему захочется быть единственным жителем киберпространства…
— Но пока у него большие проблемы, — вставил полковник. — И ему не помешала бы наша помощь.
— Кибератаки на Технозон происходят из разных точек земного шара, — сказал Мирон. — Хакеров, работающих на Хиномару, чертовски много. Но и Платону кое-кто помогает.
— Анонимусы? — поднял седую бровь профессор. — Парадокс: те, кто всегда выступали за анархию и разобщение, сейчас защищают корпорацию.
— Они помогают лично Платону, — сказал Мирон. — Многие из них обязаны моему брату.
— Разумеется, — кивнул Карамазов. — Мы знали о его подрывной деятельности среди маргинальных структур.
— И никак не препятствовали? — удивился Мирон.
— Знаешь, какой ущерб финансовым структурам моей компании могли причинить Анонимусы? Никакого. Технозон — монстр, разросшийся на весь мир. Некоторые отделения даже конкурируют между собой, — добавил он с сухим смешком. — И это идёт только на пользу. Как и атаки Анонимусов. Заставляют службу безопасности быть в тонусе.
— Но Амели удалось пошатнуть ваше положение, — возразил Мирон. — С помощью хакеров.
— Она — моя внучка, — осклабился старик с какой-то затаённой гордостью. — Разумеется, она знает все слабые места, все уязвимости. Она не лупит по площадям.
— Но если её не остановить, куча людей окажется на грани гибели.
Мирон вспомнил, как блуждал по аттрактору, не имея возможности найти выход.
— Поэтому, — Карамазов поднялся и надел пиджак. — Я собираюсь это сделать.
— Вы поедете к ней? — спросил Мирон.
— Конечно, — удивился Карамазов. — Долги надо платить лично.
— Тогда я с вами.
Мирон неожиданно понял, что именно так и должен поступить. Поехать вместе с Карамазовым к Амели.
— Скорее всего, у меня ничего не выйдет, — сказал старик. — Моя внучка — упрямая. Совсем, как я. Это очень опасная поездка.
— Ничего, — мотнул головой Мирон. — Если вы помните, мы немного знакомы. Я постараюсь на неё повлиять.
Глава 19
2.19
Мне теперь ничего не страшно
Салон представительского автомобиля Карамазова пах новой кожей и сигарами. Мирон почти утонул в мягком кресле, которое сразу подстроилось под его фигуру, да еще и принялось массировать спину.
Старик сидел напротив. Между ними столик с напитками, лёгкой закуской — сасими, маринованные ростки бамбука, мидии с оливковым маслом.
Машину вёл Иск-Ин. На месте шофёра никого не было — хотя рулевая колонка и ручка переключения передач были на месте. Приборная панель вспучивалась жидкополимерным экраном, на котором всё время менялся узор из огоньков.
Совсем, как сейф, — подумал Мирон, вспомнив танец светодиодов на сервере в кабинете Платона.
— Вы знаете, где искать Амели? — спросил он.
Оставшись наедине со стариком, он чувствовал себя не в своей тарелке.
— Я всегда знаю, где моя внучка, — устало ответил Карамазов.
Мирон вспомнил, что он уже упоминал имплант — что-то там о мониторинге всех функций организма.
— А она знает о том, что вы за ней наблюдаете?
— Разумеется.
— Но всё равно строит против вас козни, — восхитился Мирон. — Она или очень умная, или сумасшедшая.
— Всего понемногу, — согласился старик.
Даже в мягком, как перина, кресле он умудрялся сидеть очень прямо. Выставив подбородок и сложив руки на груди, он напоминал фотографию какого-то древнего, из прошлого века, политического деятеля.
— Но вы всё равно её любите, — сказал Мирон. Глаза старика на мгновение подёрнулись мутной плёнкой.
— Я её вырастил, — сказал он. — Её отец… Он недееспособен. Очень давно. Мать не интересовалась дочкой — роль светской львицы ей нравилась больше, чем роль матери. И я взял воспитание девочки на себя.
— Наверное, баловали. Заваливали подарками…