Он не мог разобраться в своих чувствах к хозяину Технозон. Еще недавно считал его врагом номер один, человеком, сломавшим ему жизнь. Но после личной встречи, после того, как его приняли старики — понимал, что не всё так просто.
— А вот и наш блудный сын, — поприветствовал его полковник. Кресло бесшумно развернуло его от стола навстречу Мирону. — Заходи. Гостем будешь.
Профессор молча налил стопку, придвинул тарелку с нарезанным мясом, присыпанным острой приправой. Карамазов — спокойный, в жемчужно-сером костюме и жесткой, подпирающей морщинистую шею сорочке, — смотрел молча. Лёгкая улыбка спряталась в уголках губ, будто старик уже знал, какие вести принёс Мирон.
Внезапно он понял, что жутко голоден. В животе было пусто, как в шахте выпущенной ракеты. Ноги подрагивали от слабости. Мирон хотел сжать кулаки — и не смог. Не хватило сил.
Тогда он просто рухнул на скамейку, а затем, контролируя каждое движение, протянул руку, сжал стопку непослушными пальцами, донёс до рта и опрокинул. Самогон прокатился по пищеводу огненной волной, дыхание перехватило.
Только бы не закашляться, — думал он, дыша через нос. — Не облажаться перед этими дедами…
Полковник молча соорудил ему бутерброд — кусок хлеба, мясо, горчица — и сунул в руку. Мирон откусил и принялся жевать.
С тех пор, как вошел, он не сказал ни слова.
Глядя, как он ест, профессор крякнул и вновь разлил самогон.
— Не многовато, после клинической? — спросил полковник, кивая на стопку Мирона.
— Ничего, — откликнулся профессор Китано. — Он парень крепкий. Пережил четыре импульса и пришел к нам на своих двоих. Он просто заслужил еще одну рюмку.
Мирон, честно говоря, сомневался, что это так. Боялся, что развезёт — на голодный-то желудок, — но всё равно поднял рюмку и чёкнулся со стариками.
— Ну… За победу, — произнёс полковник и выпил первым. Остальные — за ним.
Мирон, поставив пустую стопку, откусил от бутерброда — мясо было нежным, чуть подкопчённым, с каким-то травяным привкусом — и уже без робости посмотрел на старичков.
— Как Платон? — флегматично спросил профессор Китано. На Мирона он не глядел. Катал горошину хлебного мякиша по столу, и казалось, был полностью поглощен этим занятием.
— Всё в порядке, — ответил Мирон. Ему больше ничего не грозит. Лично ему.
— А кому грозит? — впервые подал голос Карамазов. Говорил он так же спокойно, как и выглядел.
— Ну… вообще-то вам, — замявшись, сказал Мирон. — Точнее, вашей компании. Технозон.
— Ты уж прости, — перебил профессор. — Но пока ты не сказал ничего нового.
Три пары глаз смотрели на него всё так же выжидательно.
Мирон почувствовал буквально истекающее из стариков напряжение. Представил: собрались трое старых товарищей. У каждого за плечами — целая жизнь. Им бы уйти на покой, удить рыбку где-нибудь на живописном озере. Читать газеты, смотреть, как играют внуки…
Но они не могут. Слишком много обязательств. Слишком много не решенных задач. Слишком много зависит от каждого…
И вот они сидят. Ждут, когда он проснётся. Пьют — немного, чтобы снять усталость. Перебрасываются скупыми словами — им уже не о чём говорить. Всё давно сказано. Измерено, взвешено и посчитано. Осталось только выслушать приговор. А потом пойти, и продолжить работать. Делать то, что они привыкли: удерживать мир на плаву.
— За Хиномару стоит Амели, — быстро сказал Мирон. — Это она хочет разрушить Технозон, а вместе с ней — Нирвану.
Из Карамазова будто выпустили весь воздух. Внезапно старик сделался похож на давным-давно высохшую мумию. Кожа стала напоминать серый пергамент, глаза запали, тонкие губы обескровились — так, что за ними проступили все зубы…
— Ты должен кое-что узнать о своём отце, — внезапно сказал профессор Китано, обращаясь к Мирону. На Карамазова он не смотрел, так же, как и полковник — давая возможность справиться с чувствами. — Это он в своё время изобрёл Плюсы.
Мирон медленно кивнул.
— Кажется, я всё время это знал, — сказал он. Не спрашивая разрешения, налил себе еще самогона, выпил, занюхал корочкой хлеба… — Только не отдавал себе отчёта. Если честно, просто не хотел заморачиваться, — потянувшись к карману, он выложил на стол пару прозрачных пиявок. — Это Платон создал на основе работ отца, правильно?
— Над первым прототипом мы работали вместе, — кивнул профессор. — Когда твой отец понял, что его изобретение приведет к краху экономики и смене всей парадигмы Сети, как пользовательского пространства, — испугался. Он хотел заморозить проект. Не желал, чтобы это было на его совести…
— Вы поэтому тогда прилетали в Москву? — спросил Мирон. — Чтобы уговорить его продолжать?
— Да. Поэтому, — тяжело кивнул профессор.