Кибердемоны 2. Сонгоку

— Сказали нам, что впереди ожидает только океан смерти, и тогда мы с полпути повернули обратно. С тех пор тянутся перед нами кривые, косые окольные тропы…

— Чего? — сознание уплывало, Мирону вновь казалось, что рядом сидит не Платон, а Призрак. Оплывшая фигура без шеи.

— Всё в твоей голове, брат, — Призрак повернул голову и вновь стал Платоном. — Всё в твоей голове. Поройся в ней хорошенько. Ты же никогда не любил сдаваться…

Рыча от усилий, Мирон поднялся на колени и пополз. Боли в сбитых руках он не замечал, как не замечал уже давно ни жара, ни холода.

И вот рука наткнулась на что-то, отличное от мелкого щебня. На какой-то крупный камень, жесткий и шершавый. Лава, — подумал Мирон. — Откуда здесь взяться лаве?

Рука нащупала ещё один камень, затем — ещё. Поднявшись на колени, Мирон понял, что уткнулся в небольшую пирамиду, курган, высотой не более метра в высоту. Он-то и был той горой, к которой они шли столько времени.

— Создай якорь, — перед отправлением в Плюс сказал профессор Китано. — Чтобы вернуться, оставь на краю нечто такое, что ты никогда не забудешь.

— Могила Мелеты, — одними губами прошептал Мирон. — Её не существует в Минусе, и я сделал кенотаф здесь, на границе двух миров. Теперь я могу выйти отсюда.

— Отлично, брат, — сказал Платон и начал истончаться. — Значит, встретимся с той стороны… — он окончательно пропал. А Мирон увидел дверь.

Глава 18

2.18

Прямая линия

После того, как гель вытек, а Мирона обдало ароматизированной струёй горячей воды, крышка Ванны начала подниматься.

Хотокири сидел с закрытыми глазами, удобно устроившись в полиморфном кресле. Ноги закинуты на край его Ванны, одна рука заложена за голову, другая прячется в каком-то устройстве, напоминающем клешню робота.

Когда крышка откинулась до конца, раздался мелодичный звон. Японец сразу открыл глаза, и увидев Мирона, улыбнулся.

— С возвращением, — сказал он и протянул руку — нормальную, на которой не было никакой клешни.

— Долго меня не было? — спросил Мирон, натягивая джинсы. Ему самому казалось, что прошли недели, если не месяцы.

— Четыре часа.

— Всего? — он даже перестал одеваться.

— Это не так уж мало, приятель, — Хитокири тоже поднялся, и Мирон увидел, что его рука не прячется в клешне, она и является роботизированным захватом. Металлическая часть плавно переходила в кожу чуть выше предплечья, хромированные пальцы, два напротив двух других, поблёскивали хромом.

— Кардиомонитор выдавал прямую линию целых четыре раза, мы устали тебя реанимировать.

— Чего? — Мирон так и застыл, продев одну ногу в штанину.

— Шучу. Реанимировали тебя не мы, а защитный контур Ванны. Сэнсэй даже начал волноваться: еще пары реанимаций твоё сердце могло и не выдержать.

— Где он?

— Ушёл выпить капель. Ну знаешь, тех, от которых шерсть на груди растёт. Сказал, его бедные старые нервы не выдерживают такого напряжения…

— А с тобой-то что? — Мирон кивнул на протез. — Мало тебе было одного пальца, решил заменить всю руку?

— Клёво выглядит, правда? — гордо улыбнулся японец и пощелкал захватом. — Медики сказали, пока не восстановится нейромоторика, кожу наращивать не будут. Но я вот думаю: может, так и оставить?

Мирон вспомнил что говорил полковник. Хитокири пострадал, пытаясь спасти его от похищения… Почувствовал, как уши начинают полыхать и отвернулся. Не краснел он уже давно. Почитай, с детства.

— Послушай, я… — начал он.

— Не парься, — махнул рукой японец. — Это наказание. Я заслужил.

— Что ты несёшь?

— Сэнсэй поручил охранять тебя. А я не справился. Так что потеря руки — это кармическое воздаяние. Иначе я бы потерял лицо. А это — гораздо хуже.

Мирон поёжился. Вспомнил братьев-монахов, безбашенных байкеров.

— Я притягиваю смерть, — пробормотал он.

— Я же говорю: не парься. У каждого свой Путь. Главное, вовремя это понять, и тогда всё остальное становится очень легко.

— Где полковник? — спросил Мирон, выходя вслед за Хитокири в общий коридор. Из кухни доносились приглушенные голоса, слышался негромкий стук — будто металлом о дерево, и звон стекла.

— Заседают, — кивнул на закрытые сёдзи японец. — Давно не собирались вместе. Много чего скопилось обсудить.

— Так может, мы тогда… — Мирон сделал движение в сторону веранды. Оттуда тянуло солнечным теплом и запахом скошенной травы.

— Ну, на самом деле, они только тебя и ждут, — сунув здоровую руку в карман чёрных бумажных штанов, сказал японец. Вытащил пачку сигарет, зажигалку, ловко прикурил одной рукой… — Тонкая моторика еще не налажена, — кивнул он на протез. — Пока что только давлю сигареты в порошок.

— Ну что, идём? — Мирон нетерпеливо кивнул на кухню.

— Ты иди, — Хитокири выдохнул густую струю дыма. Запах напоминал вонь горящих покрышек байка. — Я на всякий случай подежурю.

Открыв одну половинку сёдзи, Мирон замер. На него уставились три пары глаз: чёрные, голубые и зелёные. Все немного подёрнуты плёнкой опьянения, все утоплены в глубокие морщины. В каждых — немой вопрос.

Чёрт, — подумал Мирон. — Про Карамазова-то я и забыл…