Кибердемоны 2. Сонгоку

— Амели Карамазова.

Мирон несколько секунд молча моргал. Торжество, радость от близости разгадки сменилась разочарованием.

— Да ну на фиг, — только и смог выдавить он. — Ты уверен?

— Линии сходятся к ней.

Он вспомнил бледное лицо с острыми скулами, длинные кошачьи глаза, чуть безумную улыбку… Дёрганая походка, кожаная юбка, короткая курточка из сумасшедше-оранжевого меха. И белесые пятнышки от множества дермов в сгибах локтей. Она — стоит за всем? Командует якудза, отправляет на смерть сотни людей, нанимает хакеров, ворочает миллионами…

— Обоснуй, — одними губами попросил Мирон и поднялся. Сидеть больше не было сил.

— Ты знал, что её мать — урожденная Кеншин? Из тех самых Кеншин, что вместе с Токугава штурмовали замок императора в Киото? После реставрации старым самурайским кланам пришлось нелегко. Многих просто уничтожили, других разорили… Но клан Кеншин, один из самых старых, самых могущественных — уцелел. Насмешка судьбы: Амели — наследница по обеим линиям. По мужской — Карамазова, мультимиллионера, которому принадлежит четверть земной экономики. По женской — старинного клана Кеншин. Её японское имя — Кеншин Орэн. На деньги клана она создала компанию Хиномару. Ты должен догадаться, что для японцев означает это название.

— Так назывался государственный флаг, — кивнул Мирон. — Пока не произошло слияние с Россией, это был символ Японии.

— Именно. Неужели ты думаешь, что якудза — люди, чтящие традиции и слишком хорошо помнящие, что еще не так давно были самураями — не поддержат наследницу самого древнего и уважаемого рода?

— Она — олицетворение старой Японии? В голове не укладывается, — пожал плечами Мирон. — Избалованная, развращенная, подверженная всем доступным и недоступным порокам…

— Или — очень хорошая актриса, которая под прикрытием своих… развлечений путешествует по всему миру и тайно встречается с теми, кому не нравится существующий строй. Дружба между Россией и Японией.

— Если рухнет Нирвана, если пострадают люди, — вслух подумал Мирон. — В остальном мире опять завоют о превышении полномочий. О том, что Россию пора расформировывать, как это случилось с другими странами.

— И мир полностью захватят корпорации, — закончил Платон.

— А корпорациям всегда было плевать на людей, — выдохнул Мирон.

Он честно прислушался к себе: а что по этому поводу чувствует он сам? Как он относится к грядущему новому миропорядку? Чем он будет отличаться от того, что уже существует?

— Помнишь Полный Ноль? — вдруг спросил Платон.

— Мозги в ванночках?

— Это — следующий шаг. Они внедрят такую технологию повсеместно.

— Но люди не согласятся…

— Ты уверен? Если им пообещают жизнь, гораздо лучшую, чем прежняя? Исполнение всех желаний? Гарантию того, что не придётся заботится о хлебе насущном до самой смерти? Болезни, голод, войны — всего этого можно будет избежать. Они просто станут не нужны. Все будут счастливы.

— Так может, это не так плохо?

— Первые несколько лет — да. Но система — любая система — должна всё время развиваться. Тебе, как математику, это должно быть понятно и без моих подсказок… Если цивилизация не развивается — она впадает в стагнацию, упирается в эволюционный тупик. И тогда…

— Что?

— Мир, покрытый пеплом. Холодный, безжизненный. Всего через двадцать лет.

— Так быстро?

— Экспонента, брат. Включи уже мозг.

— Ладно, ладно, я понял.

Мирон плюхнулся обратно на песок. Теперь он не казался таким уж мягким и удобным — острые камешки больно кололи кожу через протёртые до дыр джинсы. Всё тело пробирало от холода, откуда-то налетел ледяной пронзительный ветер.

— И что ты предлагаешь? — спросил он, стараясь разглядеть сквозь затухающий огонь лицо брата. Но тот всё время оставался в тени. Как Мирон не старался, даже пытался подойти поближе — лицо брата всё время ускользало, превращаясь в мешанину размытых теней. — Как нам отсюда выбраться?

— Я не знаю, — пожал плечами Платон. — Ты не представляешь, какого труда мне стоило отыскать тебя. А затем прорваться, просочиться в созданный тобой мир… Так что я понятия не имею, как из него выбраться. Ты — полновластный его хозяин.

— Чёрт.

Мирон в сотый раз оглядел равнину. Ничего. Ни облачка на горизонте, ни холмика на поверхности. Одно направление ничем не отличалось от другого.

— Идём, — сказал он, протягивая руку Платону. Огонь догорел, и он наконец-то смог разглядеть лицо брата. Постаревшее лет на десять, с седыми залысинами, редкой щетиной на подбородке и перечерченным горизонтальными морщинами горлом.

— Куда? — спросил Платон. Оказалось, он был закутан в огромное шерстяное пончо, с зигзагообразным узором и кисточками по краям. Помнится, таким пончо — настоящая Мексика, ручная работа, говорила мать — была застелена родительская кровать в их старом доме…

— Второй поворот направо, а дальше прямо, до самого утра — ответил Мирон.

Платон улыбнулся.