Кибериада. Повести и рассказы

— Нет, государь!- ответил мудрец,видя,что дела его плохи. — Множисты называются так еще и потому, что все до единого подключены к своему властелину и,если большая их часть сочтет его деяния вредными для общего блага, оный владыка теряет устойчивость и рассыпается на кусочки…

— Банальная идея,чтобы не сказать- цареборческая!-хмуро заметил Глобарес. — Коль скоро ты, старче, столько наговорил мне о головах, может, ответишь, казню я тебя или помилую?

«Если я скажу,что казнит,- быстро подумал мудрец,- он так и сделает, поскольку разгневан. Если скажу, что помилует, то удивлю его, а если он удивится, то должен будет сохранить мне жизнь по уговору». И сказал:

— Нет, государь, ты не предашь меня казни.

— Ты ошибся,- молвил король.- Палач,принимайся за дело!

— Но разве я не удивил тебя,государь?- кричал мудрец уже в объятиях палачей.-Разве ты не ожидал скорее услышать, что предашь меня казни?

— Твои слова не удивили меня,-ответил король,-ведь их диктовал страх, что написан у тебя на лице. Довольно! Снимите эту голову с плеч!

И покатилась со звоном по полу еще одна голова.Третий мудрец,самый старший, взирал на все это в полном спокойствии. Когда же король снова потребовал необычайных историй, промолвил:

— Государь!Я бы мог рассказать историю поистине необычайную,да только не стану- мне важнее открыть настоящие твои побуждения,нежели тебя удивить. И я заставлю тебя казнить меня не под жалким предлогом забавы,в которую ты пытаешься обратить смертоубийство,но так, как свойственно твоей природе, которая,хоть и жестока,потрафлять себе отваживается лишь под прикрытием лжи. Ты намерен казнить нас так,чтобы после сказали: король-де казнил глупцов, не по разуму именуемых мудрецами.Я же предпочитаю, чтобы сказали правду, и поэтому буду молчать.

— Нет, я не отдам тебя палачу,-сказал король.-Я всерьез, непритворно жажду необычайного.Ты хотел разгневать меня,но я умею свой гнев укрощать.Говори, и ты спасешь, быть может, не только себя.Пусть даже то, что ты скажешь, будет граничить с оскорблением величества- которое ты,впрочем,уже совершил, — но пусть оскорбление это будет настолько чудовищным,что окажется лестью,которая из-за своей грандиозности снова становится поношением! Итак, попробуй одновременно возвысить и унизить, возвеличить и развенчать своего короля!

В наступившей тишине еле заметно зашевелились придворные, словно проверяя, прочно ли держатся головы у них на плечах.

Третий мудрец глубоко задумался и наконец сказал:

— Государь,я исполню твое желание и объясню тебе почему.Я сделаю это ради всех присутствующих здесь,ради себя,но также и ради тебя, чтобы годы спустя не сказали,что был,мол,король,который из пустого каприза уничтожил мудрость в своем государстве;и даже если сейчас твое желание не значит ничего или почти ничего,я наделю значением эту причуду, придам ей осмысленность и долговечность — и потому я буду говорить…

— Старче,мне надоело это вступление,которое снова граничит с оскорблением величества, отнюдь не соседствуя с лестью,- гневно сказал король. — Говори!

— Государь,ты злоупотребляешь своим могуществом,-ответил мудрец,- но это пустяк по сравнению с тем,что выделывал твой отдаленнейший,неизвестный тебе предок,основатель династии Гепаридов.Этот прапрапрадед твой, Аллегорик, тоже злоупотреблял монаршею властью. Чтобы понять, в чем заключалось его величайшее злоупотребление, соизволь взглянуть на ночной небосвод, видимый в верхних окнах дворцовой залы.

Король посмотрел на небо,вызвездившее и чистое, а старец неторопливо продолжал:

— Смотри и слушай!Все существующее бывает предметом насмешек.Никакой титул не спасает от них, ведь иные дерзают насмехаться даже над королевским величеством.Смех колеблет троны и царства. Одни народы посмеиваются над другими,а то и над самими собою. Высмеивается даже то, чего нет,- разве не насмехались над мифическими божествами?Предметом насмешек бывают явления, куда как серьезные и даже трагические.Достаточно вспомнить о кладбищенском юморе,о шутках,отпускаемых по поводу смерти или покойников.Издевка добралась и до небесных тел. Взять хотя бы солнце или луну. Месяц изображают лукавым заморышем в шутовском колпаке и с острым,как серп, подбородком, а солнце — в виде пухлощекого толстяка в растрепанном ореоле. И все же, хотя предметом насмешек одинаково служит царство жизни и царство смерти,малое и великое, есть нечто такое,чего никто еще не осмелился высмеять.К тому же это предмет не из тех,о которых легко забыть,упустить из виду, ибо речь идет обо всем существующем, то есть о Космосе. Если же ты, государь, призадумаешься над этим, ты поймешь, насколько Космос смешон…

Тут впервые удивился король Глобарес и с возрастающим вниманием слушал речь мудреца, а тот продолжал: