Кибернетика и общество

Кибернетика, объединяя прежде далекие друг от друга области человеческого знания, такие, как математика и физиология, техника и биология, имеет большое синтезирующее значение для науки. Но еще значительнее ее влияние на развитие человеческого общества в целом. Это влияние, однако, различно в разных общественно-экономических формациях. В условиях капитализма введение кибернетических устройств, усиленной автоматизации производства, транспорта, бытовых услуг, управленческих, плановых, учетных, расчетных работ приводит к значительному сокращению рабочих и служащих, резко усиливает безработицу, подрывает самые основы капиталистического строя. В условиях социализма, напротив, кибернетические устройства способствуют освобождению человека от бремени утомительного, однообразного физического и умственного труда, приводят к резкому сокращению рабочего дня, делают возможным всестороннее развитие творческой деятельности человека. Если сам социалистический уклад превращает труд из неприятной необходимости в жизненную потребность, то кибернетическая техника способствует превращению трудящегося из придатка машины, вынужденного повиноваться темпам конвейера, в инженера или техника-наладчика. Но этого не понимает Винер, склонный, как и многие другие его собратья, некритически возводить в универсальный принцип, якобы верный для общества в целом, те болезненные последствия, которые неизбежно приносит с собой рост автоматизации при капитализме.

Опровергая неверные высказывания Норберта Винера, мы, по-видимому, кое-где отступили от принятого холодно-равнодушного “академического” топа. К этому вынудил нас сам Винер. Особенно трудно воздержаться от выражения эмоций, когда мы сталкиваемся с клеветой на дело освобождения человека от всякого гнета, идеал, ради которого миллионы лучших людей отдали свою жизнь. Но наша критика не означает, будто мы в какой-либо мере хотим умалить научные заслуги “создателя кибернетики”. Тем более мы не желаем бросить тень на личность Винера.

Мы считаем, что мирное сосуществование – это единственная разумная политика не только между государствами противоположных социально-политических систем, но и

[c.21]

 единственно разумный вид взаимоотношении между научными работниками противоположных идеологических лагерей. Поэтому мы приветствовали бы, если бы начатое здесь обсуждение получило продолжение. Конечно, мы не воображаем, будто в результате подобной дискуссии кто-либо из нас сумел бы переубедить другого, особенно в основных вопросах. Но, несомненно, наука выиграла бы от нее. Ибо истина рождается в споре, конечно если спор ведется аргументами, а не ударами “больших палок”, а тем более не взрывами водородных бомб.

Э. Кольман

[c.22]

 

Памяти моего отца Лео Винера,

бывшего профессора славянских языков

в Гарвардском университете,

моего самого близкого наставника

и дорогого оппонента.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Идея вероятностной Вселенной

Начало XX века представляет собой нечто большее, чем просто веху, отмечающую конец одного столетия и начало другого. Еще до того, как совершился политический переход от мирного в целом XIX столетия к только что пережитому нами полувеку войн, произошло действительное изменение взглядов. Оно, по-видимому, прежде всего проявилось в науке, хотя вполне возможно, что факторы, оказавшие влияние на науку, самостоятельно привели к тому заметному разрыву между искусством и литературой XIX века и искусством и литературой XX века, который сейчас наблюдается.

Почти безраздельно господствовавшая с конца XVII до конца XIX века ньютоновская физика описывала Вселенную, где все происходит точно в соответствии с законами; она описывала компактную, прочно устроенную Вселенную, где все будущее строго зависит от всего прошедшего. Экспериментально подобную картину мира никогда нельзя целиком ни подтвердить, ни опровергнуть; и она в значительной степени относится к числу тех представлений о мире, которые дополняют опыт и вместе с тем некоторым образом представляют собой нечто более универсальное, чем это возможно подтвердить опытным путем. Нашими несовершенными опытами мы никогда не в состоянии проверить, возможно ли подтвердить до последнего знака десятичной дроби тот или другой ряд физических или иных законов. Однако, согласно ньютоновской точке зрения, приходилось излагать и формулировать физику так, словно она в самом деле подчинялась подобным законам. Теперь эта точка зрения появляется больше господствующей в физике, и ее преодоление больше всего способствовали Людвиг Больцман в Германии и Дж. Виллард Гиббс в Соединенных Штатах.

[c.23]