Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Украинцы проиграли битву за Киев. Но то, что они продержались столько, сколько сумели, сыграло огромную роль для дальнейшего.

Брестский финал

Пока в Киеве шли бои с большевиками, в Бресте продолжались мирные переговоры с немцами. 20 января (2 февраля), в разгар Январского восстания, Центральные державы огласили официальную декларацию о признании Украинской народной республики самостоятельным государством и, соответственно, ее мирной делегации полноправной участницей переговоров{1299}. Но если бы Центральные державы узнали о падении украинской столицы, они едва ли согласились бы заключать мир с «эфемерным» государством. Поэтому украинцам в Киеве было важно продержаться до тех пор, пока их коллеги в Бресте договорятся с немцами и австрийцами.

К тому времени в Брест, помимо петроградцев и киевлян, явились харьковчане – делегация Советской УНР, настаивавшая, соответственно, на том, что именно она представляет Украину. Декларация немцев и австрийцев оставила украинских большевиков за бортом переговоров.

Последние знали о затруднительном положении украинского правительства и, естественно, попытались обратить ситуацию себе на пользу. 19 января (1 февраля) министр иностранных дел Австро-Венгрии Оттокар Чернин после окончания официального заседания пригласил к себе Севрюка. В присутствии Кюльмана и Гофмана он довольно враждебным тоном заявил, что предлагает украинской делегации готовый проект мира, с тем, чтобы украинцы на следующий день подписали его; если же те откажутся, они могут свободно возвращаться домой.

Но украинцы не растерялись! Они, в свою очередь, знали о слабом месте своих партнеров по переговорам. Немцам и особенно австрийцам нужен был хлеб, и как можно скорее. И украинцы засели за подготовку собственного проекта. К шести часам утра следующего дня текст был готов – и, ознакомившись с ним, Чернин отказался от своих ультимативных требований и согласился рассмотреть украинский проект{1300}. Гофман впоследствии вспоминал:

During those days I often admired the young Ukrainians. It is certain that they knew that the possible help from Germany was their last hope, that their government was but a fictitious conception; nevertheless, they held to the demands they had succeeded in obtaining and they did not give way a finger’s breadth in all their negotiations with Count Czernin[69]{1301}.

Такая неожиданная неуступчивость украинской делегации привела к задержке еще на несколько дней. И в эти дни обе стороны пытались понять, что происходит в Киеве. В ночь на 22 января (4 февраля) Ленин разослал из Петрограда радиограмму, в которой утверждал, будто «Киевская Рада пала. Вся власть на Украине в руках Совета». В Бресте ему не поверили – и правильно сделали. Вечером 22 января (4 февраля) Голубович и Александр Шульгин вышли на связь из Киева, подтвердив тем самым, что Рада при власти. Прошло еще три дня, в течение которых представители Центральных держав уточняли свои собственные позиции (между Германией и Австрией не было полного единства), советская делегация пыталась убедить немцев и австрийцев, что украинского правительства уже не существует и поэтому заключать договор с украинцами бессмысленно… а Муравьев штурмовал Киев.

Кульминация наступила вечером 26 января (8 февраля). В то самое время, когда последние украинские войска уходили из Киева, австрийцы сообщили Троцкому, что договор с украинцами готов к подписанию. Глава советской делегации, по их наблюдению, был очень подавлен услышанным. «Договор с Радой готов. Подписания его можно ожидать с часу на час. Только точные и проверенные данные, что Киев в руках советской власти, могли бы помешать этому», – телеграфировал он Ленину, но не прямо, а через Псков, поскольку немцы позаботились о том, чтобы прямой связи Бреста с Петроградом не было. Того же числа, в 10 часов вечера, Муравьев передал радиограмму: «Киев освобожден. Героическая борьба украинских советских войск закончилась полной победой… Члены так называемой Центральной рады скрываются… Народный секретариат Украинской республики переезжает из Харькова в Киев». Теперь это был не блеф. Но… в Бресте эту радиограмму не получили.