Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Вечером 25 января (7 февраля) произошло еще одно крайне прискорбное событие. В Киево-Печерской Лавре был убит митрополит Владимир (Богоявленский). Поскольку Печерск на тот момент уже был в руках 2‑й армии Берзина, это убийство часто считается преступлением большевиков. На самом деле доподлинно неизвестно, кем были убийцы; мотивом же преступления, насколько можно судить, было ограбление. Нападавшие рассчитывали овладеть финансовыми средствами епархии и владыки (речь о сотнях тысяч рублей), но не знали, что они хранились не в монастыре, а в кассе Софийского митрополичьего дома. Обозленные неудачей, грабители вывели митрополита из его покоев и расстреляли{1294}.

В изданном по этому поводу обращении Муравьева «Всем гражданам г. Киева» говорилось:

<…> какие-то преступники, несомненно ложно назвавшие себя анархистами, ночью 25 января в тылу революционных войск совершили страшное дело. Они вооруженные ворвались в покои киевского митрополита Владимира, ограбили его, вывели за монастырь и убили. Не нахожу слов возмущения этим злым делом. Заявляю от себя и всей революционной армии, что приму самые решительные меры к розыску злодеев-провокаторов и к жесточайшему их наказанию{1295}.

Можно ли счесть это аргументом в пользу того, что митрополита убили не с санкции командования «революционных войск»? Скорее да, чем нет. Конечно, большевикам (как, в меньшей степени, и другим участникам гражданской войны) было не занимать лицемерия; но сам Муравьев совершенно не стеснялся заявлять о расстрелах – более того, он ими бравировал – там, где считал их оправданными. Известно также, что ни при УНР, ни при Украинской державе это преступление не списывали на большевиков (что было бы вполне ожидаемо). В июле 1918 года начался судебный процесс по этому делу; в качестве одного из обвиняемых был привлечен крестьянин села Ладино Прилукского уезда Трофим Нетребко{1296}. Процесс не был завершен ввиду падения Украинской державы.

26 января (8 февраля) из города отступили, с боями, последние украинские части. По Фундуклеевской улице, Бибиковскому бульвару и Брест-Литовскому шоссе уводили своих казаков Симон Петлюра и капитан Петр Болбочан. Большевики вполне могли бы задержать и их. Но Егоров снова сделал ошибку, бросив значительную часть своих сил, включая бронепоезд Полупанова, на… разоружение нейтральных частей (Сердюцкой пушечной бригады и полка «Свободной Украины»). Более того, его действия вынудили эти части нарушить нейтралитет и дать отпор большевикам. Выдержав бой, они отступили вдоль железной дороги и присоединились к украинским войскам. Последними, уже вечером, покидали Киев полуботковцы, которые до последнего момента удерживали свои казармы возле Политехнического института.

По мнению Алексея Гольденвейзера, украинцы

<…> покидали Киев не так, как оставляют родной город и столицу, а как эвакуируют завоеванную территорию. В центре города, на улицах и площадях, были расставлены батареи; это, в некоторой степени, и оправдывало, со стратегической точки зрения, артиллерийский обстрел извне. Город не эвакуировался до последней возможности, хотя никакой надежды удержать его у украинского командования не было. Это, разумеется, только напрасно затягивало обстрел.

Внутри города, как и естественно, царил хаос и сумятица. «Вильное казачество», защищавшее город, чинило всякие эксцессы; во дворе нашего дома расстреливали людей, казавшихся почему-либо подозрительными{1297}.

За всё время уличных боев было убито и ранено около 1000 киевских красногвардейцев и около 500 бойцов войск Муравьева. Примерно столько же, 1500 убитых и раненых, потеряли украинские войска{1298}. Вспомним цифру Антонова-Овсеенко: 1500 расстрелянных. Возможно, именно эту цифру общих потерь большевики и решили озвучить; но расстрелянные – разумеется, совсем не то же самое, что убитые и раненые в боях.