Киев 1917—1920. Том 1. Прощание с империей

Когда он закончил, его подхватили на руки и стали качать. Собравшаяся на улице толпа потребовала, чтобы министр вышел на балкон; он, конечно, не отказал народу.

Поручик Башинский в своей речи на митинге в театре провозгласил в адрес Керенского: «Да здравствует солнце русской революции!» Журналист Исаак Левинский, писавший под псевдонимом «Гарольд», отозвался на эту фразу в своей постоянной рубрике «Рифмы дня» в «Киевской мысли». Сколько в этих строках искренности, а сколько иронии, предоставим судить читателю:

Украшение парламента,

Воплощенный «Красный рок»,
Буйной силой темперамента
Всю Россию он увлек.

Украшение правительства,

Демократа идеал,
Жизни «нового строительства»
Он главнейшей силой стал.

Вкруг его все резолюции,

С прошлым он сплошной контраст,
Солнце русской революции,
Наш министр-энтузиаст.

С речью жгучей, увлекательной

В скромном «френче» юный бог[21], —
Он, простой и обаятельный,
Все сердца кругом зажег.

Нас от Штюрмера «джентльменского»

Бог помилуй и спаси!
Имя громкое Керенского[22]
Прогремело по Руси!..

Он, сражаясь с темной кликою,

Веря в светлую судьбу,
Подымает Русь великую
На великую борьбу…

Молодой и увлекательный.

В скромном «френче» юный бог, —
Речью буйной, обаятельной
Всех сплотил и всех зажег.

Вкруг него все резолюции,

Он вне всяких «мелких каст», —
Солнце русской революции,
Наш министр-энтузиаст{232}.

В 6 часов вечера, в кинотеатре Шанцера начался митинг эсеров. Здесь кто-то из публики, для разнообразия, назвал Керенского «нашим будущим президентом». Опять большая яркая речь, последними словами которой было: «Да здравствует вечно юная партия социалистов-революционеров!» Гром аплодисментов, «Марсельеза», Керенского выносят на руках к автомобилю, где его восторженно приветствует толпа. С митинга министр отправляется на обед в ресторан «Метрополь» – но это не последнее его мероприятие в этот день. В 8 часов вечера Александр Федорович появился в здании Центральной Рады{233}.

Михаил Грушевский запомнил два визита Керенского (правда, он ошибочно датировал второй визит 21‑м мая по старому стилю). Его впечатление было отнюдь не восторженным: