Киевские ночи

Дробот купил картошку, связал мешок с кошелкой и подкинул ношу на плечо. Выбираясь из крикливой толпы, он заметил в стороне кучку людей, которые, видно, продавали с рук разные вещи, и среди них ту девушку. Теперь он мог подойти ближе, посмотреть на нее не спеша, внимательно, а не мимоходом, как приходилось до сих пор.

Ее взгляд, далекий от всего, что творилось вокруг, был обращен куда-то поверх людских голов. Толя почему-то подумал, что в ней есть что-то общее с лирником. Они были из какого-то другого мира, несовместимого с тем, что творилось здесь.

А еще ему показалось, что девушка очень печальна и, может быть, даже голодна, и это подтолкнуло его. Подошел и спросил взволнованно:

— Что вы здесь делаете?

«Какой дурацкий вопрос!» — тут же подумал.

Она с холодным удивлением посмотрела на него, но что-то мелькнуло в его глазах, и, верно, именно поэтому у нее не сорвалось резкое слово. Чудак, который слушает лирника, не похож на базарных нахалов, задевающих девушек.

И все же ответила с вызовом:

— Продаю кофту. — На вытянутой руке она держала что-то красное. — Спекуляция?.. — Потом добавила тихо и просто: — На дорогу мне нужно.

— Вы не здешняя?

Она посмотрела на него изучающим взглядом:

— Не здешняя. Искала родных. Или хотя бы какого-нибудь близкого человека.

— Не нашли?

— Не нашла.

Теперь Дробот уже не знал, что сказать. Бросил взгляд на кофту, насупился. Если бы были с собой деньги, взял бы одежонку, хотя на черта она ему, дал бы вдвое, втрое… Тьфу! Какие глупости он мелет. Может, это у нее последнее? Нет, он просто одолжил бы сколько надо. Но сразу же ему пришло в голову другое, Зачем она должна куда-то уезжать?

— Может быть, я вам чем-нибудь… могу помочь?

— Я привыкла сама справляться.

— А все же… я очень бы хотел!

— Кто вы?

Назвать имя? Место работы? Разве этим ответишь на вопрос «кто ты?»! Он пожал плечами.

— Считайте: ваш товарищ. Просто товарищ…

Словно сквозь вдруг распахнутые окна, из-под ее ресниц прорвался синий свет. Какое-то мгновение длилась безмолвная встреча взглядов и оборвалась.

— Спасибо… Вот продам, уеду…

Значит, не о чем больше говорить? Рука Дробота коснулась ноши, которую он так и не сообразил снять с плеча.

— Вам далеко ехать?

— Отсюда не видно… Вы очень любопытны.

— Короче говоря, не суй нос?..

Она засмеялась. Возможность дружески поговорить с ней взволновала его.

— Я очень хочу вам помочь.

— Опять… — Она шевельнула бровями. Но уже сама с откровенным любопытством спросила: — А все-таки, кто вы?

Кто он? Прежде чем успел подумать, сорвалось:

— Я вас видел с Маратом.

Девушка бросила на него быстрый взгляд.

— A-а… Так вы, верно, его дружок? Толя Дробот?

Он утвердительно кивнул.

— Стихи пишете. Отлично… — Чуть прищурившись, она пытливо смотрела на него, словно хотела убедиться в чем-то, потом тихо, но резко сказала: — Не нуждаюсь ни в чьей помощи. Слышите? И не думайте, что я… На сделку не пойду! — Она метнула напоследок непонятно гневный взгляд и затерялась в толпе.

На какое-то мгновение перед растерянным взором Дробота мелькнула красная кофта на сгибе руки…

20

Поезд тяжело пыхтел, одолевая последние километры. В переполненном вагоне было душно, хотя сквозь открытое окно веяло майской свежестью.

— Весна-а! — глубоко вздохнул пассажир, сидевший рядом с Маратом. — Ох, весна…

Марат глянул на его небритое лицо и ничего не ответил. «Хе-хе, весна…» Что ему это воробьиное чириканье? Три дня пробыл он на селе, захваченный одним лишь делом. Не цветочками ездил любоваться.

Он снова искоса посмотрел на небритого. Весна, вздохи. Что ему до того! Он — борец, бросившийся в атаку. Скорей бы доехать!

Нет, недаром он все чего-то ждал и тревожился. Это новое письмо за подписью «Всевидящий» сверкнуло среди редакционной почты, как молния. «Какой сигнал!» — крикнул он в восторге. Но сразу же овладел собой и на вопросительные взгляды Дробота и Игоря промычал что- то невразумительное. Никто ничего не должен знать. Ни одного намека! Зато потом…

И Плахотте он не сказал ни о письме селькора, ни об истинной цели своей поездки. Отпросился на три дня в Большой Перевоз. Знакомый, мол, рассказывал, что есть интересные новости.

И вот он возвращается. В голове — готовая статья. Большая! Он уже видит ее, разверстанную на четыре колонки. Заголовок надо еще придумать — набрать тридцать шестым кеглем. Самым большим шрифтом, какой есть в типографии. А под статьей — короткое письмо Наталки.

Наконец поезд дотащился до станции. Марат спрыгнул на перрон и, опережая всех пассажиров, чуть не бегом направился в город. Хорошо, что уже вечер, в редакции, верно, никого нет. Разговор состоится с глазу на глаз. Ох и удивится же она!

Наталка стояла с веником в коридоре. Подняла голову, засветилась тихой улыбкой. На Марата повеяло таким домашним теплом, такой хорошей, искренней доброжелательностью, что он на миг растерялся. Но только на миг.

— Я был в Большом Перевозе! — крикнул он ей.

Веник упал на пол. Наталка всплеснула руками: «Матинка!» Никогда еще не видел Марат такого счастливого лица.

— Разговаривал с твоим отцом…