Надеюсь, что наши отношения видны только Серёге, он самый продвинутый в этих вопросах. Но масла я брать не стал. Мы собрали бутерброды с колбасой и сыром, взяли бутылку колы, огромную пачку чипсов. Килька перекинул через плечо свёрнутое в рулон одеяльце. А я всё-таки взял масло для загара.
Красота! Солнце палит, гладит кожу своими горячими ладошками. Комары от зноя прячутся, мирных отдыхающих не достают. Иван-чай и медуница источают свои травяные ароматы, воздух аж дурманит. Какая-то птица устроила вокальный концерт. Да ещё и Килька рядом! С ним вообще концерт беспрестанный!
Килька рассказывает (с песнями, танцами, прыжками и рожами) о детях в своём отряде, о планах «надрать нам зад» в финальной игре, кое-что из своей студенческой жизни, много анекдотов и каких-то необыкновенных историй. Мы сожрали все бутерброды и, конечно, купались. Прыгали с камня, хотя опасно — дно там неровное, а течение достаточно быстрое. У Кили дух захватывает, глаза расширяются, визжит, но прыгает! Красота!
Лежу на спине, щурюсь на солнце, перебираю пальцами на ногах и руках от удовольствия, слушаю килькины прибаутки.
— А Ольга Петровна, между прочим, сказала, что они в молодости тоже так одного парня разыграли, только там круче было. Этот парень не просто встал и зубы почистил, он на работу отправился, прикинь, пришёл на завод, а там избушка на клюшке и опупевший сторож подкручивает ему у виска. Вот это я понимаю! Интересно, что им за это было? Петровна почему-то не рассказала… Слушай, Кот, ты ведь хочешь меня? Я в принципе согласен! Давай сейчас!
Что???
У меня, может, слуховые галлюцинации? Неее, он не мог этого сказать. Лежу, не реагирую на его слова. А он затих. Хм, птица тоже концерт закончила. Да и речка вроде прекратила шуметь и плескаться. Все от меня чего-то ждут?
Вдруг чувствую, Килька положил мне ладонь на живот! Ой! У меня зашевелилось там, внизу! Я глаза распахиваю. А Килька сидит, вижу спину его, рукой круговые движения по моему пузу устраивает, смотрит внимательно на этот руковорот.
— Значит, не хочешь? — печально говорит он моему животу (или тому, что ниже живота?).
Так, это не глюки! Он предложил себя? Это точно? Что мне делать? Не молчать!
— Киля… — у меня в горле всё пересохло, собственный голос не узнаю, — я это… действительно, хочу тебя… Но… это ж больно! Больно тебе будет…
— Ну и пусть.
— Ты мазохист, что ли?
Он не отвечает. Он просто спускает свою ладонь на мои плавки, вернее, на мой член и слабо проводит по нему через ткань. И это тот момент, когда я уже не смогу остановиться! Он меня вынуждает…
Килька
Кот судорожно всхлипывает, а его член увеличивается. Страшно. Но пусть! Провожу рукой по бедру, Сашка стискивает коленки! Всхлипывает ещё раз и, наконец, сдаётся, не выдерживает! Он резко садится, захватывает меня со спины. Начинает целовать в шею. Как у него это получается так упоительно? Почему его губы такие умелые, такие долгожданные? Его горячие руки хозяйничают на моей груди, животе, боках. Чувствую его жар на спине, на плече. Он тянет меня вниз на одеяло, и я подчиняюсь. Вижу его глаза, они бегают по мне, зрачок, как человек бегущий по огромному полю, охеревший от простора и свободы. Его глаза наполнены этим осознанием вседозволенности и собственности. Страшно. Но пусть! Он начинает целовать меня в грудь, шершавит мне соски щекотно-томительно. Держу его за голову, глажу, мои пальцы в его волосах. Это приятно. Он трётся щекой о мой живот, поднимается к шее, к щеке. Нега пробирается внутрь меня через его щёку, через щекотку от его ресниц, через ветерок его дыхания. Но нега не вымещает страх. Конечно, мне страшно! Не боюсь Шурика, он мне не причинит зла, он не предаст и не подведёт. Боюсь себя! Страшно от того, что я на это решился! Неизвестность вдруг станет явью, и что в этой новой реальности? Это страх перед новой жизнью… Наверное, подобный страх и у тех, кто с тарзанки прыгает? Страх решиться…
Кот начинает рычать, мурлыкать, шипеть. Его руки и губы в самых неожиданных местах! Он не брезгует целовать меня туда! Туда, где всё окаменело и распалилось от страсти. Он переворачивает меня и не брезгует поцеловать меня туда, где тоже всё окаменело и зажалось от страха. Кот мнёт ягодицы, целует почему-то в одно и то же место, наверное, в родинку. Потом сипит что-то странное:
— Серёга, гад! Вот ведь ублюдок! Вот ведь ебучий сценарист!