Килька неслабого посола (СИ)

— Во-первых, я таблетку выпил, во-вторых, не должно быть так больно при повторе, мне сведущие люди сказали!

— Ты что, у Серёги спрашивал? Обалдел?

— Почему у Серёги? В Интернете… Поворачивайся… Кот! Неужели тебя упрашивать нужно?

— Ты мерзкая мартышка!

— Ага!

— И ручки твои мерзкие! Вот что ты делаешь?.. Не-не, тут было приятно! А мы сможем не орать? Ммм… и тут тоже хорошо…

— Кот, а сам-то что разлёгся? Делай уже со мной всякие пакости и безобразия!

— Пакости и безобразия — это по твоей части… Я исключительно пользу и удовольствия приношу…

— Вот и приноси…

Подминаю под себя это чудовище и впитываю его кожицу. Она такая бледная! Светится в темноте. Только плечи покраснели — обгорел. Рёбра выпирают, живот впалый, но мягкий, без железной упругости. И весь хрупкий, костлявенький, трепыхается, ладонями по моей спине гладит. Сравниваю его с девчонками, которые раньше у меня были, он как тростиночка против них. Что Настя, что Катька, что Лукьянова — дамочки, хоть и не толстые, но в теле, фигуристые, есть за что подержаться, помять, ущипнуть. Во время секса звуки — как будто какой-то одинокий зритель в ладоши размеренно хлопает. Есть обо что хлопнуться моим ляжкам! Всегда любил, чтобы грудь была на всю ладонь, а не на два пальца. А тут! Рыбья кость: белый, тощий, вертлявый, нажми посильнее — и сломается!

Весь живот ему засосами украсил, а он только хихикает:

— Цветочком давай вокруг пупка!

Спустился к его паху, захватываю член и спрашиваю:

— Тут тоже цветочек вышить?

— Ой-ёой-ёюшки! Спасите… помогите… — весело шепчет Килька, — ТатьСанна, ваш вожатый извращ-щ-щенец!

Шутит он! И не страшно ему нисколько! Мне страшно, а ему нет! Смотрю в его глаза, в темноте они, как колодцы, дна не видно, какая вода — непонятно. Но даже если в этих колодцах пусто и больно, меня уже не остановить. Помню святой завет Серёги, что надо партнёра подготовить, судорожно лезу в тумбочку за кремом, и вновь это масло для загара! Мажу себя и поднимаю его ноги, согнутые в коленях. Масляными пальцами лезу в него, внутрь в упругое кольцо, нажимаю на стенки кишечника, поворачиваю пальцы. При этом соединён с ним взглядом, не отрываюсь от колодцев, купаюсь в них, а там горячо! Киля всхлипывает несколько раз, и я толкаюсь в него. Туго, остро, в-в-внутрь… и улетаю вверх, м-м-м…

В самый пик, на самом верху Киля затыкает мне рот ладонью, мычу в него… А он? Он контролирует себя? От этого мне грустно…

Лежу на нём, щека к щеке, ладонь в ладонь, живот в живот.

— Киля, — шепчу ему, — ты как?

— Знающие люди были правы…

— Разве совсем не больно?

— Совсем чуть-чуть…

— А дышишь нормально?

— Дышу, дышу… Слушай, Сань… Ты только не влюбляйся в меня…

— Странная просьба, обычно, наоборот…

— У меня много странных просьб: например, давай чай попьём сейчас, у меня пряники с полдника есть…

Не влюбляйся, значит… От этого мне грустно… То есть никакой любви, только физика!

Я не верю Киле, я не верю… Этого просто не может быть! Он романтик, он сгусток эмоций и переживаний. В нём нет прагматизма и расчёта! В его глазах горячо, в его руках доверие, в его губах любовь… Он говорит что-то не то…

На свой последний выходной уезжаю в город, ночую в общаге, хотя Килька робко предложил не ездить, остаться. Не ездить? Вот видишь, Киля, не совпадает: то не влюбляйся, то не уезжай… С утра иду по адресу, списанному с его анкеты. Разыскиваю улицу Декабристов, долго жду, когда откроется подъездная дверь. Звоню в нужную дверь. На пороге стоит старая невысокая женщина с короткой стрижкой седых волос, очень прямая, в древнем плотном чёрном платье. Лицо строгое, глаза голубые, водянистые.

— Здравствуйте, я друг Максима из лагеря…

— Ох, что с Максимом? Приступ? Или…

— Нет, нет, не беспокойтесь, всё хорошо. Максим не знает, что я у вас… Я пришёл поговорить с вами и… посоветоваться, наверное. Меня зовут Саша.

— Очень приятно, Саша. Точно с Максимом всё нормально? — я в ответ киваю. — А я Анна Андреевна, как Ахматова! Проходите, молодой человек. Поговорим, чаю поставлю…

Анна Андреевна прошаркала в кухню, махнув мне, типа следуй за мной. Усадила меня на единственный в кухне стул, сама села на табурет.

— Ну? О чём будем говорить? О Максиме?

— Да. Анна Андреевна, расскажите, чем Максим болен? Это сердце?

— Да. Это порок сердца, достаточно редкий, порок левого желудочка. Только в три года такой диагноз поставили. Заболевание редкое…

— С ним… э-э-э… живут? Операцию можно делать?