Килька в томатном соусе (СИ)

— Повезло ему, — тихо сказал Васек и подтолкнул меня обратно на тренажер, задерживая руку на моем бедре дольше положенного. — Я бы с тобой тоже… подрался. Давно хотел, если честно. Очень давно.

— Он успел первым, — свернул разговор я, чувствуя себя крайне неловко.

Где Васек был весь тот год, что я бухал? Почему не пришел и не соблазнил? А он ведь мой друг! То есть… ну… Хотел же он меня давно, так? Толку только от этого никакого. Другое дело Данька. Пришел, увидел, победил. Прям гордость распирает за его находчивость и нетрадиционный подход ко мне любимому.

— О нем думаешь? — ворвался в мои мысли Васек. — Уж больно рожа довольная стала.

— Да, о нем, — не стал отпираться я. — Он заставил меня вспомнить о том, кто я есть, и довел до обморочного экстаза в постели.

— Даже так!

— Да. Так. Он непредсказуемый и глубокий, как море. Я в нем… тону.

— Я вижу, — грустно сказал Васек, но тут же взял себя в руки и повеселел. — Так, ладно, с этим разобрались, а теперь по делу.

Лучше б мы про Даньку разговаривали! Из качалки Васек погнал меня в бассейн, потом в сауну, потом в массажный кабинет, а потом в кафе, пить кислородный коктейль и составлять индивидуальное расписание, от которого мне окончательно поплохело.

— Сам виноват, — заткнул меня Васек, едва я попытался подать голос в свою защиту. — Запустил себя в хламину.

— Ты садист, — проворчал я. — У меня сил даже на секс не останется, что уж о работе говорить.

— На работу через месяц пойдешь, когда пузо уберем, ряшку похудеем и мышцы хоть немного подтянем. Тебе повезло, что ринг занят, а то бы мы еще и самбо занялись.

Я проклял тот день, когда с ним познакомился, и сбежал домой. Всю неделю Васек издевался надо мной, как ненормальный садист, и это не могло не сказываться на Даньке. То есть на нашем сексе. То есть на его количестве.

— Лекс, что с тобой? Ты заболел? — шептал он мне в шею по ночам, обнимая нежно, как хрустальную вазу. — Ты странный стал: не ешь ничего, ползаешь по дому кое-как и таешь не по дням, а по часам. Может, врача вызвать?

— Без паники, ангел мой. Без паники, — целовал сладкие губы Даньки я и засыпал без задних ног, игнорируя стояк несчастного парня, упирающийся мне в бедро.

Хрусть. Хрусть-хрусть-хрусть.

Я очнулся, огляделся вокруг и понял, что стою посреди футбольного поля, а рядом на снегу лежит Цезарь и грызет здоровенную палку. Черт, совсем забыл, зачем и куда шел, стоило про Даньку подумать. Я отобрал у пса палку и закинул ее в сугроб. Цезарь рванул следом, покопался в снегу, но добычу не нашел.

— Ну ты и лох, — рассмеялся я, шлепая по снегу до нужного места.

Зарылся в него на пару с прискакавшим на помощь Цезарем, откопал палку одновременно с ним и вступил в кровопролитную схватку, барахтаясь в сугробе то пузом, то лицом, то задницей. Пес не отставал: кусал то палку, то меня за то, что торчало из сугроба; лизал мне моську и топил в снегу, прыгая по моей спине или животу.

— Лекс?! Цезарь, ты сдурел? Слезь с него! Утопишь же!

Мы с Цезарем прекратили возню, переглянулись и рванули к стоящему на тропинке Даньке наперегонки. Он понял, что ему и его очередному гламурному прикиду пришел пиздец, слишком поздно.

— Нет. Нет-нет-нет! — заорал Данька и побежал к едва видимым в пелене снега фонарям со всех ног, обутых в итальянские недоботинки. — Не трогайте меня, маньяки!

— Врешь, не уйдешь! — выбрался на тропинку я. — Цезарь, мочи интеллигенцию! Да здравствует власть пролетариата!

Данька бежал очень быстро, видать, жалко ему было свою одежку, но разве от Цезаря уйдешь? Он догнал его на очередном повороте и нырнул в ноги, делая удивительную по красоте подсечку. Данька рухнул в сугроб лицом, и я его догнал.

— Псина, тьфу, отвали от меня! — встал на колени парень, отмахиваясь от скачущего вокруг Цезаря.

Такой красивый в облепившем его с ног до головы снеге, что я упал на колени напротив, стянул перчатку и обхватил холодный подбородок ладонью.

— Лекс? Ты в порядке? — приложил руку в перчатке к моей щеке Данька. — Я пришел домой, а тебя нет. Знаешь, как я испугался! Звоню, а ты трубку не берешь.

— Я просто гулял, — сказал я и легко поцеловал его в губы. — Снег идет, понимаешь?

— Нет, не понимаю, — обнял меня он, завалил в сугроб спиной и улегся сверху. — Объясни, что с тобой происходит.

— Со мной происходишь ты, Данька. Я в тебе тону.

— Подо мной тонешь, ты хотел сказать? — заулыбался он.

У меня аж сердце сжалось. Опять он за свое! Нельзя же так. Нельзя! Я убрал с его волос снежинки и позволил себе быть слабым:

— Нет. В тебе тону. В твоем теле, в твоей душе и в твоей жизни.

— Это же хорошо, — потерся о мой нос своим Данька. Таким холодным!

Я поцеловал его в губы, ускоряя кровь, отпихнул Цезаря и выбрался из сугроба. Не стал стряхивать с Даньки снег и потащил нас домой, прикидывая по ходу дела, насколько нужно сократить тренировки, чтобы у меня оставались силы на секс и на моего ангела, который переживал не по делу слишком сильно.

— Лекс, — остановил меня под последним фонарем перед выходом из парка Данька. — Ты не ответил. То, что происходит, это же хорошо?

— И даже лучше, — улыбнулся я.