Килька в томатном соусе (СИ)

Целую неделю после переезда гламурный подонок таскал свои железки из одной комнаты в другую, что-то пилил, чем-то стучал и делал все, чтобы не дать мне спокойно спать днем. Я терпел это только из уважения к Марь Ванне, которая взяла отморозка под свое крыло и потребовала от меня вселенского понимания. Но в день, когда этот хмырь врубил долбежный музон в стиле транс, от которого люстры в двух комнатах из пяти начали бренчать хрустальными висюльками, мое терпение лопнуло.

— О, сосед, привет, — открыл дверь мелкий поганец и словно расцвел.

Я от его счастливого вида и улыбки как-то поутих, что ли. Передумал портить безупречное личико фотомодели, а вместо этого решил разгромить его аудио систему. Молча отодвинул парня с дороги и пошел на поиски колонок. С них, пожалуй, и начнем.

— Проходи, будь как дома, — ехидно сказал Даниил мне в спину. — Ты как раз одет подобающим образом.

Я аж вспотел, как-то вдруг понимая, что на мне только черные шелковые боксеры и тапочки. От это он меня взбесил, а?! Аж одеться забыл! Я поджал булки, чувствуя на заднице ожоги от чужого взгляда, и поспешил совершить акт возмездия. Больше я сюда ни ногой!

— Не спальню ли ищешь, дорогой?

— Что за шутки у тебя, придурок! Ты что, пидор? — огрызнулся я, останавливаясь в дверях комнаты, под которой моя люстра танцевала наиболее весело.

Ага. А вот и колонки, щас я их… Не тут-то было! Я остановился как вкопанный, когда увидел одни из самых крутых колонок в мире: Sonus Faber Aida, два ярко-красных монстра, стоящих целое состояние.

— Как хочу, так и шучу. А ты что, гомофоб? — возник за моей спиной Даниил, но мне на него было плевать. Это ж, епта, Sonus Faber Aida!!! Где он ее взял?! — Ясно, мозг выключился от восторга. Нравится, да?

— Конечно! — двинулся к красоткам я, но парень не дал мне сделать и шагу, неожиданно вцепившись в меня, как пиявка: обнял за талию и уткнулся лицом куда-то в загривок. Это еще что за нахер?! — Слышь, подонок, руки убрал!

— Не могу, — тихо выдохнул мне в позвоночник он.

Я аж мурашками весь покрылся и дышать перестал. Да что за хуйня?!

— Люблю тебя.

Я вывернулся и схватил парня за горло, с хрустом впечатывая в стену. Уставился ему в лицо, открыл рот, чтобы уничтожить, но огонь в его глазах едва не выжег мне мозг, и я смог только обреченно выдавить:

— Ты обкурился?

— Нет.

— Начитался любовных романов?

— Нет.

— Ты идиот?

— Нет! Я влюбился в тебя, едва увидел. Что в этом плохого? — сказал Даниил, складывая руки на мои бедра. — Хочу тебя до безумия!

Черт! Отпустить его шею, чтобы скинуть руки? Ну нет. Хер с ними, с руками. Я сжал пальцы на остром кадыке, парень захрипел и побледнел.

— Не смей ко мне приставать!

— Почему?

Я подзавис с ответом, а он спустил руки на мою задницу и сжал ладони.

— Пошел на хуй, отморозок! — подпрыгнул от неожиданности я.

— На твой — всегда пожалуйста.

Да что же это делается-то, а?! Я врезал ему коленом в живот, добавил кулаком в челюсть и свалил в свою квартиру в растрепанных чувствах. Этот подонок просто чокнутый! Как ему можно что-то объяснить? Он же глухой! У него, по ходу, мозгов нет, что уж про чувство самосохранения говорить! Ну его нахер.

…

Два дня я прожил в полной тишине, но так толком и не отдохнул, потому что после моего ухода к гламурному подонку приезжала скорая, и это серьезно меня напрягло. Силы-то во мне без меры, а парень хрупкий. Не дай бог в суд на меня подаст за моральный ущерб! Я ж практически нищий, а так и вовсе без штанов останусь. Но эти переживания не шли ни в какое сравнение с теми, что уготовила мне Марь Ванна. Она явилась на третий день после разборки и устроила пропиздон еще хуже, чем в детстве. А мне почти 35! Я мужчина в полном расцвете сил! Это же геноцид и садизм в чистом виде! Лучше б меня в обезьянник на пару дней посадили.

— За что ты парня избил, охламон?! Что ты себе позволяешь! Опустился вконец, пьяница! Тунеядец! Ремень по тебе плачет, мальчишка!

— Но он ко мне прист… — попытался подать голос в свою защиту я. Куда там!

— Знать ничего не желаю! Что хочешь делай, а вину свою загладь.

— Да не бы…

— Отцу позвоню и скажу, что ты сошел с ума, приставал к соседу и хотел его убить, — вонзила мне нож в сердце Марь Ванна. — Он тебя живо в Европу на лечение отправит.

— Это шантаж! — возмутился я.

— Он самый, — кивнула головой старушка. Гитлер в юбке! Чикатило! — В течение недели дело миром не решишь, пеняй на себя.

Она ушла, а я разбил о стену старинное блюдо из дедова сервиза, взял себя в руки и пошел к озабоченному подонку мириться. Что мне еще оставалось? Мой отец — тиран и сатрап, а я в молодости такое исполнял, что он меня даже слушать не станет: посадит в палату с мягкими стенами на полгода и все, капец котенку. Ни коньяка, ни прогулок с Цезарем, ни кильки в томатном соусе.

Даниил открыл сразу, будто у дверей стоял. Я помялся на пороге, виновато глядя на зелено-желто-синюю гематому на его челюсти, но внутрь вошел. По ходу, приложил я ему очень крепко. Ну и ладно, он сам меня спровоцировал!

— Зачем пришел? — стараясь не открывать рот широко, прошепелявил Даниил.

— Мириться.