Я задумался. А что было в бане? Туман в голове рассеивался крайне медленно. Ах, да! Гитара. Настя и Мишаня дуэтом. Ух! Аж до мурашек. Колян с какой-то девицей. Бассейн. Оу. Мои щеки опалил огонь стыда. Мда… бассейн. А с другой стороны, что нам оставалось делать? Колян с девицей заняли комнату с кроватью, Мишаня с Настей заперлись в туалете, Евпатий жарил Машеньку в самой сауне, ну, а мы с Лексом… Ух.
— Вспоминаешь? — раздался над моим ухом вкрадчивый голос Лекса. Перегар накрыл меня с головой и убил всю романтику.
— Фуу! — поспешил отодвинуться от него я, но с другой стороны от меня лежал тяжеленный Цезарь, так что я остался там, где был.
— Да ладно тебе, — обиделся Лекс, садясь на полу и запуская пальцы в растрепанные волосы. Опухший, красноглазый, небритый… но такой красивый! Аж яйца сводит!
— Иди умывайся, — поднялся на ноги я. — Я пока завтрак на всех закажу. Кое-кому через три часа улетать.
— А какой сегодня день? — подал голос из угла за пианино Мишаня.
— 8-е марта.
— С праздником, женщины! — одновременно гаркнули мужики.
Настя рассмеялась, Машенька умилилась, а я поспешил внести коррективы в надвигающийся Апокалипсис. Не могу больше пить!
— А еще сегодня масленица. Может, дамы испекут нам блины?
— Прекрасная мысль! — хором поддержали меня собратья по разуму.
— Только если с красной икрой, — хитро прищурилась Настя.
— Не вопрос! — отозвался Лекс. — Хоть с черной.
— Ведро красной сойдет, — рассмеялась Настя.
— И водочки… — мечтательно протянул Евпатий
За что и схлопотал полную ядовитых упреков речь от Машеньки, под которую мы все благополучно сбежали на кухню, где буквально через полчаса началось настоящее празднество духа. Обожаю блины! А Настя делала их виртуозно и жарила аж на двух сковородках сразу!
— Пацаны, надо Насте хоть цветы подарить, — прошептал ближе к концу пиршества Евпатий.
Машенька после скандала заперлась в ванной и громко рыдала, так что ей дарить подарки никто не хотел.
— Машенька тебя зарежет, если у Насти подарок будет, а у нее нет, — сыто хмыкнул Мишаня. — И мозги сожрет. Где ты ее вообще нашел?
— Опустим грязные подробности, — ушел от ответа Евпатий. Задумался ненадолго. — Леха, а Леха?
— М? — отозвался тот, с блаженным видом дожевывая блинчик со сметаной. Белое пятнышко светилось возле носа и жестоко меня развращало. Эх! Если б его слизать!
— Я у тебя в спальне кактус видел, с цветком. Может, его подарим? Машенька цветы в горшках на дух не переносит.
Лекс вопросительно посмотрел на меня, но я был не против. Хорошему человеку не жалко, да и от Цезаря подальше. На морду уронит, и все, хана псине и нам с Лексом заодно.
…
Первыми уехали Мишаня с довольной, как слон, Настей, качающей в руках завернутый в газеты кактус, как ребенка. Потом унесся на очередное свидание Колян, а последними, поздно вечером, уходили Евпатий и притихшая Машенька, которую богатырь утешал в постели не меньше часа. Она вышла за дверь, а он обернулся, замешкался на мгновение, а потом вытащил из рюкзака свернутый пополам лист, вручил его мне и ретировался из квартиры бегом.
— Дай-ка сюда, — помрачнел Лекс.
Развернул лист, и я увидел на нем обнаженного себя. Четкие карандашные линии. Ничего лишнего. Полное совпадение, словно фото. И восхищение в каждом штрихе, спрятать которое невозможно. Только этого мне и не хватало!
— Ты прекрасен, Данька, — после долгого молчания сказал Лекс. Взял меня за подбородок и жестоко сжал. — Я оторву тебе яйца, если…
— Никаких если, — оборвал его я и не менее жестко прихватил за ухо. — Это я оторву тебе яйца, если…
— Значит, договорились? — заулыбался Лекс, роняя рисунок на пол и притягивая меня к себе.
Мне на художества и намеки Евпатия было плевать. Лекс — вот что важно. Он ревнует, хочет и переживает, а это прекрасно! Я заулыбался, обхватил любимого за затылок, путая волосы, и…
— Ааапчхи! — согласился.
13.03.16
====== Глава 19 Романс о финансах. Опус 2 ======
«Утро туманное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые,
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые»
06.04.2016
Алексей
Бесит. Твою ж мать, как все бесит! Грязь весенняя, великая мусорка во внутреннем дворе моего злосчастного завода, хмарь и голые деревья леса за окном кабинета, бесконечно-одинаковые таджики, суетливо таскающие стройматериалы на развороченный пожарными склад.
— Алексей Петрович?
Бесят! Все бесят!!! И вечно сияющая счастьем при виде делового меня помощница Ирина, и преданно заглядывающий в глаза Юрка, новоиспеченный руководитель отдела продаж, которому после поджога продавать абсолютно нечего, и сидящая на успокоительных, но не поддающаяся истерике бухгалтер Марина, и даже спокойный, как удав, завскладом Степаныч со своим «не ссы, прорвемся».
— Алексей Петрович, к вам тут пришли…
Я уперся лбом в холодное окно. Закрыл глаза. Наверное, чтобы не сдаться. Не сломаться и не отступить, ведь закрыть глаза — это же не закрыть дело! Валентин сделал все, чтобы уничтожить меня в отместку за публичное унижение, избиение и отобранные деньги, и, надо сказать, ему это удалось. Я мог врать всем вокруг, но не самому себе.