Килька в томатном соусе (СИ)

— О чем она?

— Тебе удалили опухоль, Лекс, — присел на кровать Данька. Дождался, когда медсестра уйдет, и легко поцеловал меня в губы. — И это хорошая новость. Теперь ты не будешь падать в обморок от оргазма.

— Отличная новость, — согласился я, сжимая его тонкие холодные пальцы в руке.

— У меня есть еще одна, — улыбнулся Данька.

— Какая?

— Мы нашли деньги, чтобы выкупить 51% акций у твоего отца.

— Мы? — насторожился я, но мысли потеряли стройность и закружились в немыслимом хороводе с такой силой, что мне пришлось закрыть глаза.

— Потом расскажу. Спи, любимый.

— Сейчас расскажи! — вцепился в него я. Реальность ускользала, терялась, но я хотел знать.

— Марьванна, Серега и я.

— Серега или Вараксин?

— Ну…

— От Ромки ни копейки! — отрезал я из последних сил.

— Но…

— Я сказал!

— Это для Сереги, Лекс, — прошептал Данька, осторожно касаясь меня там, где не было присосок и прочей больничной ереси. — Он что-то затевает, а Роман страсть как этого не хочет.

— Я подумаю, — поморщился от цветных шариков перед глазами я.

— Хорошо. Только не сегодня думай, ладно?

— Ладно, — согласился я.

Данька прав. Сегодня мне думать было нечем, а вот завтра… Доживу до завтра, тогда и подумаю.

09.04.16

====== Глава 20 Сверху ======

23.04.2016

Даниил

— Прикоснешься к Даньке еще раз и умрешь. На этот раз я абсолютно серьезен и, что немаловажно, трезв.

Я смотрю на лежащего в куче грязного мусора темной подворотни Ваню и не чувствую ничего: ни боли в разбитой губе, ни страха, ни холода, ни жалости, ни гнева. Ни-че-го. Лекс замахивается и прикладывает ему тяжелым ботинком в пах, сгибая пополам.

— М-кха-ссссс-каа, — стонет Ваня.

— Понял меня?! — рычит Лекс.

Я кладу руку на его плечо и склоняюсь над Иваном сам:

— Я ненавижу тебя за то, что ты пытался сделать со мной, пидорас озабоченный!

Холодный апрельский ветер и капли дождя прошивают меня насквозь, ведь порванная рубашка и брюки под пальто, которое набросил на меня Лекс, нисколько от холода не спасают.

— Люблю… тебя, — хрипит Иван и получает за это кулаком в лицо от Лекса.

Я спокоен. Тот, кто мило беседовал со мной в кафе полчаса назад, кто вызвался проводить до дому, а потом подло ударил по затылку бутылкой и попытался изнасиловать, не заслуживает жалости. Одержимость — это не любовь, а предательство во все времена оставалось предательством, каким бы соусом его ни поливали. Мне повезло: Лекс знал, с кем я встречаюсь этим вечером, позвонил проверить, не получил ответа и ринулся на выручку. О том, откуда он узнал, где именно меня завалил Иван, я сейчас думать был не в состоянии.

— На твоем месте я бы уехал из города, — говорю я и тяну Лекса за куртку. — Поехали отсюда, любимый. Слышишь вой? Кто-то ментов вызвал.

Лекс неохотно оборачивается, явно собираясь продолжить воспитательный процесс, но свет фар проезжающей мимо машины являет ему меня во всей красе, и он немедленно теряет интерес к Ивану: ругается матом, подхватывает меня на руки и несется к стоящему неподалеку Лексусу бегом. Я прячу лицо на его могучей шее, обнимаю и борюсь с подступающими к горлу слезами.

— Держись, сладкий мой, — усаживает меня на сиденье Лекс. Целует в лоб. Натянуто улыбается. — Домой приедем, там порыдаешь всласть, ладно?

— Ладно, — киваю я.

И начинаю рыдать в голос, чувствуя себя самым настоящим гламурным подонком. Ваня ведь не первый, кто пытался взять меня силой. И не первый, кто за это огреб. Я этого не хотел. Не хотел!!!

Алексей

Я внес икающего Даньку в квартиру на руках, потому что на ногах он стоять не мог совершенно. Истерика пополам с облегчением била его крупной дрожью, синяки на лице наливались тяжелыми опухолями, а разбитая губа и широкая царапина на подбородке все сильнее перекашивали ангельский лик моего несчастного мальчика. Данька даже рыдать уже не мог, только икал зверски. Я не знал, что с этим всем делать. Правда! Мои успокоительные речи лишь добавляли масло в огонь. Я сгрузил Даньку в ванну и начал распрямляться, но он вцепился в меня мертвой хваткой.

— Не уходи!

— Да я тут, чего ты.

Данька в ответ захлюпал носом в очередном приступе истерики, которую я совершенно не понимал. Ничего же не случилось, в конце-то концов! Пиздюлей неудачнику навешали, царапины и синяки пройдут. Чего рыдать-то?

— Лекс, пожалуйста, не бросай меня, — опять заревел Данька и едва не оторвал рукав моей куртки.

Я охренел. У него крыша поехала?! Он же боец! Какого черта происходит?

— Да я и не собирался тебя бросать, — присел на бортик ванной я. Открыл краны и начал стаскивать с парня порванную одежду. — Может, хватит истерить? Что ты, как баба?

— Ваня третий, — попытался перестать рыдать Данька. Икнул.

— Этот мудак попытался завалить тебя в третий раз?! — зарычал я, сдергивая с него штаны вместе с трусами. — Убью!

— Нет, — плюхнулся лицом в воду Данька. Поднялся на руках и коленях. — У меня было три парня. Ну, когда я пассивом был. И все они после разрыва попытались завалить меня силой. Что я делаю не так?!