– Пока я писала, голос молчал. Но несколько раз я пыталась бросить роман – остановиться, поскольку я понимала, что книга завладела моей жизнью, – и вот тогда он меня настигал. – В уголках ее глаз блеснули слезы. – Все было как взаправду, Сэм. В точности как тогда. Боль. Ужас. Оно даже знало, что я должна была сказать, чтобы Бобби перестал. Я должна была признать, что я ничтожество. Чтобы он мог почувствовать себя крутым. – Одна слеза сорвалась и покатилась по щеке Мор. Она сердито ее смахнула. – Меня заставляло писать даже не ощущение, что я снова на Кровавом ручье. Я писала, чтобы отогнать его…
Сэм взял Мор за руку. Ощущение ее пальцев в его ладони было странно знакомым.
– Но ведь на самом деле это не Бобби, – сказала Мор. – Он жив. Я слышала, что он живет в Аризоне. Он мудак и абьюзер, но он, мать его, не привидение.
– Это не он, – ответил Сэм, – точно так же, как это не моя мать. Дом с помощью их образов пытается добраться до нас, сломить нас.
– Откуда он обо всем узнал?
Пол самолетного салона словно растворился. Сэм почувствовал, как, рассекая воздух, камнем летит вниз, к земле.
– Он подслушивал, – сказал он.
– О ком вы?
– О доме. Когда мы были там прошлой осенью, он подслушивал. Наши разговоры. Наши
– Это… этого не может быть, – возразила Мор, но в голосе ее звучало сомнение.
«Потому что она понимает, что я, возможно, прав», – подумал Сэм.
– Он притворился моим бывшим, потому что тот меня бил, и вашей матерью, потому что она, получается, ненавидела вас за то, что вы есть на белом свете?
Сэм вспомнил сон, виденный в доме, и облегчение, которое ощутил, прошептав те слова ей на ухо.
«Я могу ощутить это снова», – осознал он.
– Сэм? – встревоженно окликнула Мор.
– Есть и другая причина, – сказал Сэм.
Он с усилием сглотнул, набираясь отваги.
Давай!
– Сэм, вы не обязаны…
– Я убил свою мать, – произнес он четыре самых тяжких слова в своей жизни.
Ужас пробежал по лицу Мор, словно рябь по воде, глаза широко распахнулись, брови выгнулись, из приоткрывшегося рта вырвался вздох. А потом рябь исчезла, и Мор подалась вперед, словно влекомая силой тяжести совершенного Сэмом признания. Сэм ее не видел. Он погрузился в воспоминания.
– Она набросилась на моего брата. Она ударила его, свалила на пол, а потом схватила… схватила за горло. И стала душить. Он не мог дышать. Лицо у него стало красным, потом лиловым, а я стоял и смотрел, как он умирает. Я смотрел, как умирает мой брат. И я схватил чугунную сковороду и ударил ее, хотел остановить, и…
Мор дотронулась до его руки, коснулась шрамов.
Сэм взглянул ей в глаза:
– Она сгорела в том пожаре. Но умерла она не от огня.
Сэм смотрел, как по щекам Мор текут слезы, а потом слезы полились и из его глаз. Они срывались с подбородка и падали на изуродованную левую руку.
– И эта тварь все знает. Чем бы она ни была, она все знает.
Сэм подумал о неподвижном теле матери на полу кухни. Подумал о спасении, которое обрел в романе Себастьяна Коула – в дешевой книге, лежавшей третьей сверху в стопке на полке ломбарда. Подумал обо всем, что последовало за этим, о своей жизни, состоящей из историй и тайн, о том, как все это вынудило Эрин уйти, а он впал в такое отчаяние, что принял приглашение Уэйнрайта посетить дом на Кровавом ручье.
И внезапно Сэм понял: то, что происходит с ним сейчас, было неизбежно, предопределено.
Самолет резко нырнул вниз. Он начал готовиться к посадке.
Вскоре им предстояло снова ступить на землю.
Глава 27
Скобяная лавка располагалась на Кивира-роуд в Ленексе, штат Канзас, это был один из тех немногих семейных магазинчиков, что до сих пор не желали сдаваться под натиском многочисленных торговых сетей, заполонивших Канзас-Сити и его пригороды.
Вел их Сэм.
«Человек с важной миссией», – заметила про себя Мор, стараясь не отставать.