Но тут приехали писатели, и видео, запечатлевшее их визит, стало вирусным, его посмотрели миллионы. Вновь поднявшееся любопытство, должно быть, подействовало на дом, как укол адреналина, пробудило от долгой спячки. То же самое в 1980-х сделала для дома Рейчел Финч, заманив туда Адьюдела. То, что она убедила его приукрасить историю, лишь подтверждало гипотезу Сэма – время от времени дом погружался в сон, точно рак в ремиссии, ожидая, когда его имя вновь зазвучит в коллективном сознании, а его власть выйдет за пределы стен.
Именно это и случилось: наваждение последовало за писателями в их собственные дома, проникло в их мысли, заставило их распространять пагубу дальше единственным известным им путем – литературным.
Но их романы, связанные с домом множеством удивительно сходных подробностей, не были конечной целью. Книги, отнявшие у них несколько месяцев жизни, были призваны сломить авторов и вновь собрать их здесь. Вся соль затеянной домом страшной шутки заключалась в том, чтобы они вернулись по своей воле.
Дом заманил их обратно, чтобы убить. Их чудовищная гибель и должна была стать главной историей о привидениях.
«Нет, – осенило Сэма. – Мы лишь рекламный трюк для уже написанной истории».
Книги Себастьяна.
Себастьян мог бы стать рассказчиком. Он мог бы снова прославить дом. Однако дом не сумел окончательно сломить его дух. Себастьян жаждал разорвать эту мефистофельскую сделку. Ради своих друзей. Ради своих идеалов.
Еще оставался прячущийся на крыше Сэм, еще оставался Себастьян…
Сэм выпрямился, едва не упав с конька. Дэниел бросил Себастьяна умирать в коридоре. Но вдруг… что, если…
Окно, через которое Сэм выбрался из спальни третьего этажа, выходило на передний двор, и это означало, что комната, расположенная ближе всего к тому месту, где Дэниел напал на Себастьяна, располагалась в задней части дома.
Сэм поглядел на другую половину крыши, пытаясь представить спальни внизу. Он направил палец на юго-восток, потом медленно повел его влево, мимо точки, где располагалась узкая ниша. Дальше была самая крайняя в коридоре спальня. И наконец, вторая спальня с конца, та, в которой он провел ночь на Хэллоуин.
Сэм осторожно слез с конька и начал спускаться по южному скату. Несколько раз нога скользила на мокром гонте, но в конце концов он добрался до края. Дальше предстояло самое трудное. Металлический водосток шел по всему периметру дома, и, заглянув за кромку крыши, Сэм увидел небольшой выступ прямо у окна спальни. Но угадать, какой вес способен выдержать водосток, было невозможно, а на выступе шириной самое большее шесть дюймов еле-еле можно было встать.
– Да пошло оно все, – сказал он себе.
Вытянувшись вдоль края крыши, ухватился за водосток так крепко, что кончики пальцев побелели. Сделал глубокий вдох, спустил с крыши одну ногу, потом другую и повис в воздухе.
Глава 36
Себастьян знал, что умирает.
Руки охватила дрожь. Холодный пот покрывал его с ног до головы. Ему срочно нужно было в больницу. Но выбираться в коридор было слишком рискованно. Если там Дэниел, на спасение можно не надеяться. Оставалось одно – ждать, пока кто-нибудь его не найдет или пока Дэниел не придет в себя.
Мор и Уэйнрайт в лучшем случае тоже ранены. А в худшем – мертвы.
В сознании скользнула тень воспоминания, образ, увиденный словно сквозь окно – трупы в доме, трупы его друзей, – а потом все исчезло, растаяло, как туман на рассвете.
Себастьян подумал о Дэниеле. Он из этой переделки легко не выберется. Но если проявит милосердие к Себастьяну и Сэму, то сможет рассчитывать на какое-то снисхождение в суде.
Он слышал крики с лестницы, ведущей к спальне третьего этажа. За криками последовал оглушительный шум, произвести который могла лишь падающая кирпичная стена. Себастьян понятия не имел, что это значило, но всей душой надеялся, что Сэму удалось убежать. Потом вернулись голоса, они просачивались сквозь пол, точно дым от пожара этажом ниже. Заговорщические перешептывания сплетников.
Сидя на полу, опираясь спиной о стену, Себастьян не сводил взгляда со своих бледных костлявых рук и шепотом просил их не дрожать. Двигаться было тяжело. С этим он мог справиться. Рана в боку перестала кровоточить. Вне всякого сомнения у него были повреждены внутренние органы, но он мог выжить. Требовалось лишь сохранять спокойствие.
Себастьян больше не мог выносить зрелище своих трясущихся рук. Он сжал ладони вместе и притиснул их к груди. Закрыв глаза, стал искать в памяти какое-нибудь утешение, какой-то образ, что напомнил бы о счастливых временах. Однако все его воспоминания были поблекшими, словно старые фотографии. Он представил Ричарда – еще до того, как его рак проявил себя. Представил, как пьет чай в саду позади их дома, как гортензия цветет лиловыми гроздьями в тени молодого багряника. Он вцепился в это видение, как вцепляется утопающий в проплывающее мимо бревно, пытаясь забыться в ощущении покоя, которое дарила картинка.