В коридоре заскрипели половицы. Но Себастьян этого не услышал. Он уплывал прочь, к саду, к Ричарду, к улыбке, обещающей, что все будет хорошо.
Вокруг было потрясающе ясно. Себастьян заморгал в пятнах солнечного света. Вдохнул влажный летний воздух. Почувствовал нежный аромат чая с лимонной цедрой.
– Ричард? – позвал он.
Ответа не было.
Старое деревянное кресло-качалка – в саду Ричард больше всего любил сидеть именно в нем – едва заметно шевельнулось, словно кто-то только что встал с него.
– Ричард? Где ты?
Беседка, заросшая декоративными лианами, обозначала конец сада и начало того, что Себастьян называл «природой», там его тщательно ухоженный и прополотый цветник уступал место дикому лесному ландшафту. Кто-то двигался меж деревьев.
– Ричард! Это я! Себастьян!
Человек, похоже, услышал его и застыл у толстого трухлявого дубового пня. Это был не Ричард, это была женщина: кожа у нее была на два оттенка темнее коры дерева, за которым она укрывалась. Она смотрела на Себастьяна так, словно голос напугал ее.
– Здравствуйте, – сказал он, направляясь к ней. – Кто вы?
Женщина ничего не ответила, но, когда Себастьян приблизился, начала медленно мотать головой. Он делал шаг к ней – она делала шаг от него. И все мотала головой.
– Милая моя, да что с вами такое? – спросил Себастьян.
Она пятилась все дальше и дальше в лесные тени, лицо ее было трудно разглядеть в убывающем свете. Теперь она подняла руки, выставила их ладонями вперед, словно прося Себастьяна не приближаться.
Но Себастьян не послушался. Он пошел за ней в глубину чащи, в темноту, которая приняла обоих нежно, как объятия любовника.
Дэниел тупо смотрел на кровавое пятно на полу. Это зрелище его не тревожило. Кровь была чужая.
Себастьян был еще жив. И кровавая дорожка ясно указывала, что он заполз в свою спальню.
Он прижал ухо к двери, но ничего не услышал. Крепче стиснул топор-молоток. Рукоять была скользкой от крови и пота.
Вначале, когда становилось тихо, его одолевало желание прекратить эту бойню. Он начинал думать о том, что эти люди ему друзья, вспоминать разные моменты до того, как Клэр умерла и все потеряло смысл. Но потом это прошло. Назад пути уже не было. Он должен довести дело до конца.
Он оглянулся и увидел Клэр: ее пшеничные волосы танцевали в солнечных лучах, она нежно, ласково улыбалась своему папе.
Значит, остались еще двое.
В тишине Дэниел слушал стук своего изможденного сердца и свое хриплое, частое дыхание. Вскоре он уловил новый звук – мягкий щелчок убираемой задвижки.
Скрипнув петлями, дверь спальни медленно распахнулась.
Дэниел осторожно заглянул внутрь.
И увидел Себастьяна, сидящего спиной к стене, уставившегося в пустоту. Низ его рубашки и брюки были мокры от крови.
Это не старик открыл дверь.
Это дом. Дом впустил Дэниела.
– Ради нее, – прошептал Дэниел и шагнул в спальню.
Дверь медленно закрылась за ним.
Носками ботинок Сэм коснулся выступа. Правая нога заскользила на мокром бетоне, центр тяжести неожиданно сместился, и на мгновение Сэму показалось, что сейчас он упадет. Он еще крепче ухватился за водосток, ногти мерзко заскребли по металлу. Паника длилась несколько секунд, а затем нога снова нащупала выступ.
Нависающая крыша защищала его, однако дождь все равно попадал на руки, и длинные струйки стекали к плечам. В небе наверху раздавался гром – звук был странный, электрический, будто потрескивал оголенный провод.
Сэму повезло: он спустился к окну спальни, в которой укрылся Себастьян. Щурясь, он уставился в свое отражение в стекле, но что там за ним, в полутемной комнате, он не видел. Вдруг показалось, что он уловил какое-то движение внутри, чуть правее кровати.
Сэм осторожно постучал по стеклу носком ботинка.
– Себастьян! – позвал негромко, но так, чтобы можно было расслышать через стекло.
В сумраке что-то блеснуло, отразив скудный свет, словно ломтик луны в ночном небе. А потом исчезло, вновь поглощенное тенями.
Сэм снова постучал в стекло и позвал чуть громче:
– Себастьян! Вы меня слышите?
Лицо врезалось в стекло с той стороны, и Сэм дернулся; одна рука выпустила трубу водостока. Он заерзал, пытаясь не сорваться с выступа, понимая, что отступать некуда. Лицо было перекошено в чудовищной гримасе, похожей на рисунок потрескавшейся коры дряхлого дерева: глаза вытаращены, кривящийся рот страдальчески распахнут. Кровь запачкала окно, оставив темно-красную полосу.
– Себастьян… – Сэм едва смог прошептать его имя.
Престарелый писатель смотрел на него, словно спрашивая: «Почему, почему со мной это случилось, чем я заслужил такую участь?»
Себастьян Коул, человек-легенда, отец современного хоррора… Без него не было бы никакого Сэма Мак-Гарвера. А теперь его убивали…
Вцепившись пальцами в край водостока, Сэм отвел назад ногу и быстро, с силой стукнул по окну. Тонкое стекло от удара должно было легко разбиться. Однако оно осталось целым, лишь из центра паутиной разбежались трещины.
Сэм бил по окну снова и снова.