Ким и Булат (СИ)

Булат не возразил и не согласился — подвинул банку сметаны, начал накладывать горячие пельмени себе в тарелку. Ким дождался, пока он утолит первый голод, спросил:

— Почему куратор спрашивал про щенков?

— Они меня на племя оставили, — увлеченно разминая пельмень в сметане, объяснил Булат. — Я обращаться перестал, они и так, и сяк… а я все равно не обращаюсь. Тогда они меня в собачий питомник отвезли. Думали, я на кого-нибудь из служебных сучек влезу.

— А вы?

— А я сучек не люблю. Я из вольера выбрался и пару кобелей трахнул. Вой стоял — хоть забегай. Собачье начальство велело меня убрать. Меня сначала в яму посадили, а потом решили добром попробовать. К какой-то тетке на дачу отвезли. Я там пожил… вот где скучно! И кормили плохо. Я тогда пошел и соседского кобеля трахнул… Что ты на меня так смотришь?

— У вас сметана на носу, — дипломатично ответил Ким.

Булат утерся, посмотрел на белый след на ладони, знакомо фыркнул. Предложил:

— Перестань выкать. Как будто на партсобрании сидим, честное слово!

— Только не говори, что ты партийный, — усмехнулся Ким.

— Не. Даже в комсомол не приняли, — Булат деланно закручинился, положил себе добавку пельменей.

— Где ты служил? До того, как перестал обращаться?

— В чуркестанах всяких. На границах, за границами. Таджиков гонял, афгани хорошо потряс. Всех порвал, дурь забрал, начальству отдал. Дело нехитрое. В Москву пару раз наезжал. В Питер. По Молдавии с цыганским табором покочевал. А потом мне все надоело. Брат превращаться перестал, а я чем хуже? Я тоже перестал.

— Брат? — Ким искренне удивился.

— Ага, — кивнул Булат. — Мы из питомника. Нас трое в помете было. Я, Гранит и Сталь. Сталь — это сестра. Она к восточным немцам уехала. Они должны были в питомник сучку по обмену прислать, но что-то не получилось. А у нас капуста совсем закончилась?

— Провансаль остался. Я в холодильник положил. Сейчас принесу.

Во время прогулки туда-сюда Ким обдумал информацию. Значит, правду тогда сказал воспитатель. Кобелей среди оборотней больше чем сучек. Выпендривается ли Булат, рассказывая о тяге к своему полу, или поддерживает давно разработанную легенду, не желая оставлять подневольное потомство? Прямо сейчас до правды не докопаешься. Пусть говорит. Ким будет слушать.

Булат, похоже, по разговорам стосковался — болтал, перескакивая с темы на тему. Пенял Киму, что тот не купил молока: пшенная каша с тыквой на молоке вкуснее. Уверял, что в канаве, в пойме, обитает бездомная шишига. Предлагал Киму познакомиться, а лучше позвать шишигу жить в летней кухне. Весело же будет!

Когда Ким отказался знакомиться с шишигой и ловить ужей, которые водились в канаве в изобилии, Булат снова вернулся к продовольственным вопросам:

— Давай груши соберем? На верхушке уже спелые, вкусные.

— Как мы их соберем? Внуков Тасиных просить?

— Зачем? Я ночью влезу и соберу, я в темноте хорошо вижу. А ты будешь из ведра в мешок высыпать. Потом разложим где-нибудь на полу, чтобы твердые дошли, и я их съем. И за квашеной капустой сходим. Мне капуста понравилась.

Тусклая лампочка «сороковка» еле-еле разгоняла мрак. Лицо Булата казалось совсем молодым, темные глаза блестели, болтовня о шишиге и капусте создавала обманчивое впечатление, что рядом с Кимом сидит не опасный зверь-боец, а безалаберный подросток. Такая увлеченность ужами и грушами свойственна тем, у кого женилка еще не выросла, а книжки читать неинтересно, потому что букв много. Вот и развлекают себя нехитрыми и доступными способами. А как в возраст входят, забывают и про шишиг, и про ужей. С женилкой у Булата всё было более чем в порядке — Ким временами отводил взгляд, чтобы не пялиться. Трудно понять: то ли у оборотней своеобразное развитие, то ли Булат придуривается, пытаясь расположить Кима к себе.

Кашу с тыквой варили до двух часов ночи. Ким бы и лег спать, но, как оказалось, заявление Булата: «Я буду готовить» переводилось как: «Я буду командовать». Тыкву-то он разрезал, и даже почистил. Потом, после долгих уговоров, оторвался от сырых семечек и мякоти, и порезал на куски разных размеров. Кашеварить пришлось Киму. Пшено пригорело, тыква немного недоварилась, сахара не хватило. Булат раскритиковал и блюдо, и повара, при этом охотно съел две порции каши, обжигаясь и дуя на ложку. Ким ушел спать злым и недовольным, в коридоре застыл на минуту — «запирать или не запирать дверь?» — и не задвинул засов. Мало ли…

Булат этим воспользовался и в пять утра принес в зал дохлого ужа. Ким понял, что настало время проявить твердость характера, встал с дивана, одной рукой подобрал ужа, другой взял Булата за ошейник и вышвырнул незваных гостей во двор. Ночную тишину взорвал обиженный вой, где-то вдалеке раздалось бульканье шишиги, соседские собаки разделили скорбь Булата визгом и лаем. В общем, ночка выдалась на славу.

Утром Ким подошел к будке — Булат лежал на спине, потешно выставив лапы, и грелся на солнышке — и тихо, но твердо сказал:

— Никаких ужей. Никаких шишиг. А то лишу капусты и отдам груши бабе Тасе. Приказ ясен, рядовой Булат?