Ким и Булат (СИ)

После праздников пришлось вспомнить о конспирации — куратор мог явиться в любой момент. Булат, спавший вместе с Кимом — и не только спавший, но об этом лучше не вспоминать, чтобы не краснеть — утром уходил в коридор, превращался в пса и выскакивал во двор с громким лаем. Ким выходил следом, теряя ночную радость, ожидая удара судьбы: какого-нибудь замечания бабы тети Таси или внимательного взгляда куратора. В тот единственный раз, когда они с Булатом прошлись в магазин ногами, Кима раздирали противоречивые чувства. Он был счастлив шагать рядом, советоваться и шутить, выбирая продукты, планировать ужин. И — одновременно — до дрожи боялся появления милицейского патруля, сухих казенных фраз: «Предъявите документы. Пройдемте в отделение для выяснения личности». Сейчас дни омрачало понимание: они никогда не смогут прогуляться свободно. Не выйдут бок о бок на ярмарку, чтобы Булат мог взвесить в ладони яблоко или пощупать тыкву, не зайдут в овощной магазин, чтобы поспорить о соленых помидорах — какие лучше: зеленые или бурые?

Всегда тайком, всегда под покровом ночи. Всегда с оглядкой на соседей. Никаких перспектив на легальную жизнь в одном доме — если Булат признается, что может обращаться, его сразу же увезут. Ничего не поможет. Даже если Ким продемонстрирует возвращение дара, никто не даст ему разрешения жить рядом с оборотнем. И не из-за сто двадцать первой статьи. Из соображений государственной безопасности: проще держать зеркальщика на крючке, позволяя ему одно свидание в полгода, чем баловать сразу двоих — человека и оборотня.

Дурными мыслями Ким изводил себя целых три дня. На четвертый, одиннадцатого ноября, утреннюю тоску прогнал вопрос тети Таси:

— Кимушка, а у тебя телевизор работает? У нас сначала помехи были, а сейчас по двум каналам музыка похоронная.

— Что-то странное с программой, — согласился Ким. — Вчера вечером должны были концерт ко Дню милиции показывать, а вместо этого фильм «Депутат Балтики» пустили.

— Тася! Тася, подь сюды! Бают, шо Брежнев помер!

Соседка охнула, поспешила на зов мужа. Ким быстро вернулся в зал, к телевизору, Булат следом за ним. Старенький черно-белый экран давал изображение гораздо позже звука — лампы разогревались долго. Они услышали голос диктора и замерли.

— …Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР с глубокой скорбью извещают партию и весь советский народ, что десятого ноября тысяча девятьсот восемьдесят второго года в восемь часов тридцать минут утра скоропостижно скончался Генеральный Секретарь Центрального Комитета КПСС, председатель Президиума Верховного Совета СССР Леонид Ильич Брежнев. Имя Леонида Ильича Брежнева, великого продолжателя ленинского дела, пламенного борца за мир и коммунизм, будет всегда жить в сердцах советских людей и всего прогрессивного человечества.

— Ух, ты! — фыркнул превратившийся Булат. — Интересно, что дальше будет?

Ким пожал плечами. Он не ждал перемен к лучшему — для себя — и поначалу пропустил мимо ушей замечание Булата, рассматривавшего нового Генсека Андропова: «И от этого смертью через экран пахнет. Ладно, тот долго на посту просидел, но зачем выбирать того, кто и пары лет не протянет?» Кусочки головоломки начали складываться после звонка куратору. Вернее, молчания в трубку — Ким набрал знакомый номер в начале декабря, произнес заученный пароль «Разбитое зеркало» и услышал удивленный ответ: «Кто это? Кто говорит? Представьтесь». Ким поспешно повесил трубку, скрылся в промтоварном магазине и почти час перебирал мыло, нюхал флаконы с лосьонами и одеколоном, примерял рубашки и даже приобрел совершенно ненужный ремень. За время знакомства с парфюмерией и галантереей, он разложил мысли по полочкам и понял, что пророчество Булата сбывается. Не накатившим валом, а маленькими волнами, разделенными временем. Смертный унаследовал у смертного. И — это правда — настало время перемен. Теперь по улицам рыскали народные бригады, выискивающие прогульщиков: новый Генсек решил бороться за повышение производительности труда. Кима останавливали дважды, оба раза отпускали, удовлетворившись военным билетом с записью об отставке и орденской планкой.

— Хочешь сказать, что нам в тюрьму дорога? — ухмыльнулся Булат, выслушавший его рассказ и умозаключения.

— Посмотрим, куда. Как ты думаешь, еще раз куратору надо позвонить? Вдруг там стажер какой-то в кабинете оказался, трубку по глупости снял.

— Не трепыхайся. Сам приедет, если еще работает. А если его сняли… могли снять, Могикан чистки и среди партийных, и среди комитетчиков устраивает… так вот, если его сняли, а о тебе никаких официальных бумаг нет, это реальный шанс спрыгнуть с поезда. У тебя.

— И у тебя тоже. Не думаю, что он докладывал, куда тебя отвел. Иначе бы к нам являлись толпы других проверяющих.

— Может и так, — согласился Булат. — Я не знаю, кто именно вывел меня из ямы, как это оформили и оформляли ли вообще. Возможно, я уже официально похоронен.

— Попробуем сбежать? — спросил Ким.