Кимбаку-бой (СИ)

Сэхуну нравится смотреть, как Чонин возится с верёвками: стирает, ополаскивает, отпаривает, сушит. И, оказывается, это всё дико сложно, потому что верёвки бывают разные. Не все подходят для нужных им игр. А ещё Сэхун узнаёт, что мастера не очень любят тонкие верёвки, но у Чонина их много.

Закономерный вопрос вызывает у Чонина смех, а после приводит к эксперименту, после которого Сэхуну хочется сигануть с Эйфелевой башни. Потому что обвязка из тонкого шнура на члене и бёдрах — это полный финиш. В том случае, если её сделают умело, конечно же. А Чонин умеет. Сэхун впервые в жизни во время оргазма смеётся и плачет одновременно, потому что это, чёрт возьми, слишком. И он долго не может отдышаться и успокоить сердце — настолько велика эмоциональная и чувственная нагрузка.

— Я могу тебе связать пальцы за спиной. Просто ниткой. Ты не сможешь освободиться и испытаешь примерно то же самое. Настолько же сильно, — сулит ему Чонин, а Сэхун постыдно удирает от этого двинутого извращенца домой, чтобы избежать новых экспериментов, хоть и понимает — это всего лишь шутка. Чонин сам говорил ему раньше, что такие сильнодействующие обвязки не следует делать в один день — даже здоровое сердце может не выдержать.

Но Сэхун всегда возвращается в большую квартиру. Не за чувственным удовольствием. За Чонином и всем, что с Чонином связано. Он любит, когда поздними вечерами Чонин иногда засыпает рядом с ним, уронив голову ему на колени. Любит ворошить пальцами тёмные волосы и просто разглядывать спящего Чонина. Хотя Чонин даже во сне чересчур подвижный — крутится и вертится постоянно. А когда не спит, таскает Сэхуна куда-нибудь. Выставки, театр, опера, кино… что угодно. Сэхун до этого не знал об искусстве столько, сколько узнал после знакомства с Чонином.

Ссорятся они спустя два месяца.

Чонину нужно ехать в Лондон, но это бесконечно далеко. И Чонин так легко и просто говорит это:

— Поедешь со мной?

Поехать с ним и чёрт знает на какой срок для Сэхуна означает отказ от работы, от всего, к чему он привык. И Сэхун знает, что в Лондоне никому не нужен финансист-кореец, способный с горем пополам сказать лишь пару фраз на английском. Конечно, Чонин без труда может содержать целый гарем на свои деньги, не то что одного Сэхуна. Но сидеть на шее у Чонина… Это не то, о чём Сэхун мечтает. Да и выглядит это как-то… неподобающе. Мягко говоря.

И Сэхун не может просить Чонина остаться, потому что Чонин любит всё, что делает. Танцевать он тоже любит, и это его постановка. Первая крупная работа в качестве главного хореографа. Это важно. Просить его остаться будет чистейшей воды эгоизмом. А Сэхун не эгоист и никогда эгоистом не был. Он так не может. Потому что нельзя разбивать чужие мечты — больно аукнется.

Дилемма кажется неразрешимой. Да и ссора на ссору не очень похожа. Сэхун просто уныло бормочет, что ему надо поразмыслить, и сбегает. Долго ворочается без сна в собственной постели и пытается пересмотреть их с Чонином отношения. Если они вообще есть. Они всего лишь встречаются и спят вместе. Не считая извращений с верёвками. Хотя кто бы говорил… Большинство людей вокруг сочтут их отношения и без верёвок извращением. Потому что оба парни и в одной кровати им делать нечего. Восприятие большинства Сэхуна не пугает — он привык.

И он знает, что Чонин не любит быть игрушкой для окружающих. Чонин тоже чувствует и мечтает, как и прочие люди. Но ещё он знает, что Чонин умеет видеть красоту не только в нём, но и в женщинах, обожает детей, тратится на благотворительность и обладает пусть зимним, но добрым и солнечным нравом. У него мало друзей из-за внешней стороны зимнего нрава, он часто кажется всем вокруг высокомерным и надменным, хотя это не так. Совсем не так. Но знание истины не освобождает Сэхуна от ответственности.

Сэхун жмурится, накрывается одеялом с головой и без стеснения ревёт в подушку почти до утра. Потому что у него просто нет права держать Чонина, и от этого невыносимо больно. Боль грызёт, царапает грудь острыми когтями, будто желая вскрыть грудную клетку и выбраться наружу. И Сэхун смиряется с тем, что должен отпустить того, без кого жить не сможет. Должен отпустить свой яркий кусочек зимнего счастья с его плюшевыми мишками, то застенчивыми, то ослепительными улыбками, ошеломляющим смехом, добродушной ворчливостью, порой раздражающими педантичностью и перфекционизмом, ненормальной тягой к верёвкам, ослиным упрямством, дурацкими шуточками, бешеным темпераментом в постели и за её пределами…

Короткое “нет” звучит хлёстко, как пощёчина. Сэхун сразу разворачивается и уходит с прямой спиной, запрещая себе оборачиваться и смотреть на Чонина. Ему уже хватило по-детски растерянного взгляда и едва заметно дрожащих губ.

Жизнь серая, скучная и тусклая. От начала рабочего дня и до закрытия офиса. А потом Сэхун берёт работу домой, чтобы вымотаться и отрубиться в кресле за столом, а утром мучится от боли в спине и шее. Иногда его спасает Бэкхён, которому удаётся хотя бы на время вызвать улыбку на губах.