– Я умею читать не мысли, а лица. Но, к сожалению, не только я один. Поэтому лицо Крым-баши должно быть таким, чтобы никто, никогда и ничего не смог прочесть по нему. У вас крупное, волевое внушительное лицо. Когда Буров решил выбрать из числа своих людей человека, который бы стал Крым-баши, он попросил это сделать Рамала. Прежде чем остановиться на вашей кандидатуре, я просмотрел восемь кандидатов. А прежде чем увидеть вас лично, я увидел десятки ваших фотографий. В том числе и присланных уже отсюда, из Крыма.
– Значит, выбирал меня… ты?! – забыв обо всех уроках Рамала, майор начал медленно приподниматься. Он был потрясен. И черт с ним, с лицом, на котором в эти мгновения Рамал мог прочесть все, что угодно – от святых заповедей до таинств чернокнижия.
– Не я выбирал, Крым-баши. Судьба. Рок. Небо. Рамал всего лишь помогал Небу.
– Значит, окончательно выбор был сделан только сейчас, во время моей поездки в Москву?
– Приглашение в Москву – как раз и стало выбором.
– А что с остальными?
– К моменту испытания осталось только трое из них. Реальных. У каждого оказались свои слабости. Кого-то из них перебросили в Сибирь. Двоих, которые попытались выйти из-под контроля и переметнуться к местному криминалитету, пристрелили. Еще один пристрастился к наркотикам, поэтому его сожгли в крематории. Кажется, предварительно забыв пристрелить. Однако вам не стоит вспоминать о них, Крым-баши. О них будет вспоминать Рамал, если только они когда-либо понадобятся. Особенно те двое, что оставлены в Крыму, но уже не на первых ролях, а в массовке. В том числе известный вам Зотов, по кличке «Зомби».
– Я не знал, что и он – тоже?
– Он как раз оказался первым, на кого ставил Хоз… – вновь осекся на полуслове Рамал, – то есть на кого ставил Буров. – И Курбанов понял, что запинание на полуслове – нарочитое, и что эта утечка информации – тоже подсказка, тоже своего рода урок.
Появившись в своем служебном кабинете, шеф госбезопасности потребовал все имеющиеся сообщения о событиях в стране. Прежде всего Корягина интересовало отношение к гэкачепистам в союзных республиках, а также в автономиях и регионах России. Только оценив соотношение сил и ситуацию в целом, можно было решать, как вести себя дальше и к каким мерам прибегать в самой Москве.
Пока помощники готовили для него папку с необходимыми материалами, Старый Чекист стоял у окна, по-наполеоновски скрестив руки на груди и, покачиваясь с пятки на носок, рассматривал освещенные утренними лучами вершины крыш, на которых уже появлялись сорванные ночными ветрами желтые листья; часть шоссе, по которому медленно продвигалась колонна крытых грузовиков… А еще – ломоть белесого неба, на котором сквозь оттепельно-снежное облако четко вырисовывались бездонные и безучастные ко всему, что происходит на этой планете, голубоватые полыньи космоса, в глубинах которых проявлялись две запоздалые звезды.
«А ведь, судя по всему, зарождающийся день окажется решающим, – подумалось шефу госбезопасности. – Все, вокруг чего мы темнили в течение нескольких предыдущих дней, сегодня должно было предаться просветлению».
Корягин понимал, что прошедшая ночь стала ночью раздумий и для тех, кто готов идти с ним до конца, и для тех, кто готов умереть на баррикадах, но с условием, что, умирая, сможет наблюдать его, шефа госбезопасности, агонию. Словом, это была ночь заговора, ночь надежд и отчаяния, ночь судьбы.
Да, минувшая ночь была «ночью судьбы», остановился Старый Чекист на этом, как ему показалось, роковом определении. Лично он в эту ночь пришел к твердому решению: в конечном итоге власть должна оставаться в его руках. Он не станет добывать ее ни для опереточного диктатора Ненашева, ни для Кремлевского Луки, ни для престарелого маршала Карелина, примерявшего на себя мундир военного усмирителя нации; не говоря уже о Прорабе Перестройки.
До поры до времени он как шеф госбезопасности вынужден был оставаться в тени, дабы избегать обвинения в приходе к власти военной хунты, в том, что в стране произошел кагэбистский переворот. Еще вчера утром он обдумывал, как бы, оставаясь теневым лидером, упрочить позиции своей конторы, мысленно задаваясь вопросом: «Да какая еще власть нужна ему, всемогущему председателю Комитета госбезопасности, если и так все структуры власти снизу доверху пребывают под его колпаком?»
Однако судный день «явления ГКЧП народу», который заставил вздрогнуть и напрячься не только всю страну, но и весь мир, воочию убедил его: Советский Союз, особенно сейчас, пребывая в стадии национального развала и демократического разгардияша, – не та страна, которая способна признать некий аморфный, коллективный орган власти, а тем более – подчиниться ему на условиях чрезвычайного, а по существу, военного положения. Ситуация подсказывает: требуется всенародный лидер, нужна по-настоящему сильная личность.