Кузгумбаев подтвердил приверженность политике укрепления суверенитета республики, принципам демократии и единства Союза… Казахский лидер призвал личный состав частей Советской армии, КГБ и МВД, дислоцированных в Казахстане, соблюдать верность конституционным нормам, уважать права личности и местные органы власти».
«Это он что, после визита в Алма-Ату Президента России так оборзел? – задался вполне естественным в этой ситуации вопросом Корягин. – Не слишком ли поторопился? Впрочем, симптом очень тревожный». Он помнил, что в последнее время авторитет Кузгумбаева в республике очень возрос, поскольку тому удавалось лихо балансировать между националистами и «целинниками», как неофициально именовали теперь почти всех русскоязычных; между химерией коварного, завуалированного слащавыми речами среднеазиатского сепаратизма и такой же химерией «обновленного Союза».
Бегло пройдясь по столь же тревожным сообщениям из Татарстана и Кавказа, шеф госбезопасности обессилено ударил кулаком по столу. «Первое, что мы сделали бы, – решительно установил для себя Корягин, – так это раз и навсегда покончили бы с этим их “парадом суверенитетов”. Казахстан – суверенное государство! С ума сойти можно!» Однако, едва пережевав эту мыслишку, он вдруг открыл для себя, что произносит ее в каком-то неопределенном времени – «сделали бы», «покончили бы»…
Последней информацией, за которую зацепился его помутневший под запотевшими стеклами взгляд, стало сообщение из Нижнего Новгорода: «Попытку создать в масштабах области чрезвычайную комиссию из высших чинов, – («чинов»! – резануло Старого Чекиста. – Совсем обнаглели!») – КГБ, УВД и армии предпринял председатель Нижегородского областного совета. Однако его усилия были блокированы радикально настроенными депутатами областного и городского советов. На площади Минина и Пожарского состоялся митинг жителей Нижнего Новгорода, на котором были зачитаны последние указы Президента РСФСР и его “Обращение к гражданам России”. Утром 21 августа намечено созвать чрезвычайную сессию Нижегородского городского совета, в ходе которой большинство депутатов, скорее всего, решительно выскажутся против действий ГКЧП».
Поднявшись из-за стола, Курбанов грузно прошелся комнатой. Еще недавно он восхищался этой своей резиденцией, но теперь она показалась ему малой, тесной и непрезентабельной.
– Совсем забыл, – вдруг спохватился он, обращаясь к Рамалу. – Позвони-ка Бурову, доложи, что посылка из тайника изъята…
– Бурову должен звонить Крым-баши. Генерал не должен чувствовать, что для Рамала он уже не хозяин. Хозяину Рамал не может делать первый звонок, в котором будет сообщено, что операция «Киммерийский рассвет» начата. Об этом должен сообщить сам Крым-баши. До Хозяина нужно подниматься по ступеням. На первой ступени – вы, Рамал – на второй. К тому же этот звонок окажется важным для вас.
– Даже так? Любопытно.
Рамал подошел к телефонному аппарату, набрал номер генерала и передал трубку Курбанову.
– Слушаю, – донесся до Виктора усталый голос Хозяина.
– Курбанов говорит. Посылка получена.
– Это мой взнос, Курбанов.
– Долг платежом…
– Это не долг, – прервал его Буров. – Это взнос. – Курбанова осенило, что разницу ему еще только надлежит понять и уловить, очевидно, не без помощи всезнающего Рамала. – Это выше чем в долг, – прекрасно понял смысл его заминки-молчания генерал.
– Учту, товарищ полк… простите, товарищ генерал. Кстати, еще раз поздравляю с присвоением звания.
– Я мечтал о нем, – дрогнувшим голосом проговорил Буров, очевидно, забыв об «уроках Рамала». – Для меня это важно. Тем более что звание это присвоено под январский уход в отставку… Не хотел, чтобы меня вышвырнули из армии, как некоторых. Не мог так. В новом году предстоит командировка за рубеж. В качестве советника. Кстати, очень скоро тебе тоже сообщат о повышении в чине, под запас. Так что за тобой «поляна», господин полковник.
– Простите, подполковник. Я ведь всего лишь майор.
– В том-то и дело, что это будет внеочередное звание, полковник, внеочередное. Учитывая все прошлые заслуги. Спасибо, Истомин подключился к этому вопросу.
– Тогда будем считать это еще одним взносом.
– А вот это уже не взнос. Это в долг. И не мной одним дано. – Курбанов улыбнулся и покачал головой. Еще один урок. День великих, незабвенных уроков. – Свой взнос ты начнешь делать через полтора года. Счета тебе будут названы.
«Значит, на раскрутку мне дают полтора года. Не щедро. Но и на том спасибо».
– И еще. Твой «Лазурный берег» все еще пребывает в ведении Москвы, а не Киева или Симферополя. И «добро» на назначение тебя директором сего заведения уже дано.
– Меня?! – опешил Курбанов, и тут же метнул взгляд на прячущего коварную ухмылку Рамала. Ведь знал же, подлец, а молчал. – Меня – директором?!
– На два года вся эта «лазурь» отдается тебе на откуп. С видами на приватизацию. Но… Там дама. Ты знаешь, чья она профсоюзная ставленница?
– Если профсоюзная, значит, Ненашева?
– Так вот, она уволена.
– Радикальный подход.