Киммерийский закат

– Знаешь, мне почему-то грезится, что мы окажемся теми немногими, кто будет чувствовать себя на развалинах бывшей империи так же счастливо, как юродивый – на пепелище.

– Купающийся в лучах счастья юродивый на пепелище – это впечатляет, – хмыкнул Курбанов.

– Разве что чуть осознаннее, – не восприняла его иронии Виктория. – Если, конечно, все будет идти так, как задумано там, наверху.

– Где «там», если это не военная тайна? – Об Истомине он решил умолчать. Не был уверен, что именно этот «цекашный лорд» является коронной фигурой на имперской доске. – Меня ведь так ни во что и не посвятили, предпочитают держать в полном неведении.

– Там, это в Центре. Напрасно они так с тобой. В таких ситуациях следует играть в открытую.

Спросить, что она имеет в виду под «Центром»: то ли ГРУ, то ли что-то еще более неопределенное – какой-нибудь «Комитет спасения Отечества» или просто Москву, майор Курбанов вновь не решился, и Викторией это было замечено.

– Вот увидишь, – заверила женщина, – нам повезет значительно больше, чем кому бы то ни было. Совершенно неожиданный поворот колеса фортуны – вот что ожидает нас, майор-тезка. Если только нам обоим окончательно повезет.

– Хотелось бы, – пробормотал Виктор, сдерживая страстное желание выудить еще хоть какую-либо информацию относительно их общей фортуны. Ведь чувствовал, что знает эта женщина значительно больше того, в чем выдает себя.

– Тут многое будет зависеть от тебя, майор, – отозвалась Виктория на его мысленные сомнения. – От того, насколько войдешь в роль, насколько твердо и решительно избавишься от комплексов, от «совкового» мышления, синдрома пролетарской зависти, нетерпимости ко всяк разбогатевшему.

– Я так понял, что нам с тобой тоже предстоит непростительно разбогатеть? – легкомысленно хохотнул Курбанов.

– …И предстоит, – сурово и жестко парировала Виктория. – Да, ты не ошибся: нам действительно предстоит разбогатеть, – воинственно приподнялась она на локте. Ты что, принципиально имеешь что-то против этого? Богатеть мешают твои убеждения?

– Очевидно, только мои дурацкие убеждения и мешали мне до сих пор хоть сколько-нибудь разбогатеть.

– Можно считать и так, – согласилась Виктория. – Если, конечно, путать убеждения с предубеждениями.

39

Где-то около двух ночи из Кремля уехал последний из путчистов, который имел намерение оставить эту многострадальную цитадель. И был этим, последним, все еще «намеревавшимся» премьер-министр Пиунов. Потому как уезжали не все.

– А ты что, остаешься? – спросил Корягин теперь уже исполняющего обязанности Президента Ненашева.

– Как считаете, стоит? – с сонной угрюмостью пробормотал тот. От него сильно разило коньяком, но шеф госбезопасности так и не смог понять: то ли из Ненашева выходит тот хмель, с которым его привезли сюда, то ли он вновь умудрился накачаться. Втихомолку, у себя в кабинете.

– Нам обоим лучше оставаться здесь. Я базируюсь в кабинете премьера, ты – в своем. При любом раскладе утречком придется основательно поработать. Поэтому, – перешел на «вы», – продумайте, как вести себя, с какими программными документами выступить. Как-никак, целую страну принимаете, господин «исполняющий обязанности Президента», огромную, могущественную страну. Поэтому держава должна почувствовать: появился новый руководитель! Причем пришел он – солидно и надолго.

– Примет ли держава – вот в чем вопрос! – все с той похмельной угрюмостью проворчал Ненашев.

– Примет. Она все принимает. Все и всех. Она и не такое принимала. А не примет, – заставим. Под протокол – и в расход!

При этом: «…в расход!» Ненашев испуганно поежился, словно ему и в самом деле только что зачитали расстрельный приговор.

«Какой из него, к черту, вице-президент?! – навел на Ненашева свинчатку своих стекол шеф госбезопасности. – Как он вообще мог всплыть? Впрочем, сейчас нужно выяснить не как всплыл, а как его затем сплавить, или основательно притопить. Но пока что он нужен. Вот именно: пока что…» – внушал себе Корягин.

– Поздно уже, – промямлил вице-президент. – Пойду к себе. Посижу, поразмышляю.

– Хорошо держитесь.

– В каком смысле?

Совершенно не ожидавший такого вопроса, Корягин замялся. Обычно эта его фраза воспринималась без какой-либо видимой реакции и уж, конечно, без уточняющих вопросов. Но действовала всегда и безотказно.

– В государственном конечно же.

Ненашев кивнул и, сильно сутулясь, побрел по коридору к своему кабинету.

– Да, Сергей Николаевич, – остановил его Корягин уже у двери. – Может случиться так, что с завтрашнего дня, на какое-то время, вы предстанете перед миром в качестве основной государственной фигуры.

– Как и полагается по Конституции, – пожал плечами Ненашев, давая понять, что вовсе не воспринимает эту роль, как подарок «чрезвычайщиков». Что сразу же было подмечено генералом от кагэбэ.

– Это никто и не оспаривает. Однако нам хочется, чтобы вы представали перед миром, как подобает, в должном свете. Как основная фигура нашего коллективного органа управления страной. Понимаете о чем речь?