Кина не будет

В автобусе ехали рабочие, усталые, небритые, измазанные в глине. Они не принимали участия в перебранке, многие сидя дремали. Нина с Метелёвым встали у задней стенки, где прыгали грязные лопаты и кирки.

Паренёк, сидевший рядом с рыжим, хотел уступить Нине место.

– Сиди! – одёрнул его рыжий. – Заслужил! Трое суток из грязи не вылазил. Нам аврал, прорыв, а им – весенние прогулочки… Тунеядцы!

Нина не обиделась. Её волновало другое.

– Как вода?

– Прибывает, – ответил кто-то из пассажиров.

– Муж у меня там… на островах, – ни к кому не обращаясь, сказала Нина.

– Он кто?

– Рыбовод. Романчиков фамилия.

– Романчиков? – обернулся один из рабочих. – Маленький такой, шустрый?

– Знакомы? – живо спросила Нина.

– Ещё бы! Змей очкастый! – У него был хриплый, резкий голос. – Прошлым летом я на пойме работал. Продуктов не подвозили, одна консерва. А рядом – пруд, рыбы, во! Ну а у нас тол. Мы по шашке в карман, и айда вчетвером. Взяли лодчонку – плывём. Только рванули – наперерез лодка. А в ней – он! – Рассказчик кивнул в сторону Нины: Следил за нами в очки, зараза! Гребёт, портфелем машет и кричит: «Стой, стрелять буду!»

– Пистолет был? – спросил кто-то.

– Нет. На пушку взял!

Переваливаясь на размытой дороге, идёт автобус. Все на тех же местах. Только парень стоит, освободив Нине место.

– Нет, нет, сидите! – говорит она. – Нам до Ельцовки только.

– Ого! – встрепенулся рыжий. – Это от дороги километров десять!

– Я доброшу! – бойко вызвался шофёр, но рыжий накинулся на него:

– Что? Ты поговори, поговори! Я те подброшу!

В это время рассказчик продолжает свою историю:

– Выволок, значит, нас на бережок. Достаёт из портфеля бумагу, протокол пишет… Убытку, говорит, тысячи на две!

– Ого!

– И за что?! – продолжает рассказчик. – Хотя бы рыба была, а то… Шпроту видел?

– Ну?

– Так шпрота против неё кит! Да-а… А он (снова кивок в сторону Нины) – толкует, что ей цены нет! Словом, до сих пор в день получки его вспоминаю.

– Вычитают?

– Ага… Алименты. На рыбьих детей.

Рассказчик снова взглянул на Нину:

– Женщина вроде ничего, а муженька выудила…

– А по-моему, парень правильный, – перебил его рыжий, – один на четверых пошёл!

– Живодёр! Штраф содрал…

– А ты думал, к ордену тебя представят?! Человек, может, в того малька душу вложил, а ты шашкой!.. Тунеядец!

Большинство пассажиров явно на его стороне.

Автобус остановился.

– Ельцовка направо. Выходите! – сказал шофёр.

– Ты чего? – взъярился рыжий. – А ну, поворачивай!

– Так десять километров… Сам кричал.

– Ты поговори, поговори, я те крикну!

Автобус поворачивает на Ельцовку. Рыжий поднимается со своего места, становится рядом с парнем, поворачивается к Нине:

– Сели бы, а?

Снова покачивается автобус. Стоят уже все, кроме рассказчика.

– Садитесь!..

Нина не выдерживает и, рассмеявшись, садится. Тогда все радостно тоже начинают рассаживаться, но машина рывком останавливается, чуть не сбив всех с ног.

– Ельцовка! – кричит шофёр.

Проливной дождь, Нина и Метелёв идут по лесной просеке.

Дождь кончается. Они выходят к добротному домику лесника. На крыльце женщина лет сорока пяти, крепкая, круглолицая, с узкими цепкими глазами. Она мельком глянула на Константина и долго, настороженно смотрит на Нину. Метелёв поздоровался. Женщина, не отрывая взгляда от Нины, спросила сухо:

– Ко мне?

– Нам лесник нужен, – ответил Константин.

– Ну заходите! – сказала женщина и скрылась в доме.

Нина стояла, видимо, решая какую-то трудную для себя задачу. Наконец набралась смелости, вошла в дом.

Женщина, скрестив на груди руки, глядела на них враждебно. Потом вдруг неестественно рассмеялась.

– Ну и вид у тебя! Словно курица мокрая!

Нина действительно выглядела довольно жалко. Промокшая насквозь одежда прилипла к телу. На пол стекала вода.

– Переодевайся! – величественно произнесла хозяйка и распахнула дверцы большущего шкафа, набитого тряпками.

Нина стояла молча. Метелёв решил, что она ждёт, когда он выйдет, и вышел. За домом, возле сарая, кто-то, очевидно, лесник, распрягал лошадей. Константин направился к нему.

А в доме шёл напряжённый негромкий разговор. Нина так и не переоделась. Она, сидя у зеркала, приводила в порядок волосы. Говорила хозяйка:

– …я с Глебом счастья не видала. Потому и ушла. Неласковый он…

– К вам неласковый! – поправила Нина.

– Ко мне. Да я ведь не хуже других! А с таким какая баба уживётся? Ему вобла жены дороже. В пруду ему жить, не в доме! Одно слово – малахольный!.. Ты не злись; сама, поди, с ним горя хлебнула!..

– Нет! Мы хорошо живем. Дружно. А вы… – Нина хотела сказать что-то резкое, но хозяйка заговорила примиряюще:

– Ну ладно… Бог с вами – живите! Нет у меня зла ни к тебе, ни к нему. Одного только не прощу – дочку отнял. Я, когда с Николаем сошлась, сгоряча решила – ну и пусть! Перемелется! А оно не перемалывается. Наоборот, чем дальше, тем больней. Тяжело мне без Тамарки. Как она там, доченька моя родная?..

Крупным планом лицо Метелёва. – Он всё слышал. Он стоит на крыльце, взявшись за ручку двери, не решаясь войти.

А разговор продолжается.

– Поздно вспомнили! – сухо говорит Нина.

– Живёте вы, слыхала, небогато.

– Не жалуемся.

– Заберу я её у вас!