А были и другие; знать в фиолетовом, лишенная блеска драгоценностей, зато с яркими нашивками из того самого фиолета, который стремился купить Черный! Поверх шелка и атласа, поверх яркого и светлого, у каждого из них был нашит маленький треугольник на груди. И эти люди нам не кланялись, и не кидали под ноги нашим лошадям цветов. Они просто стояли вдоль нашего пути, выставив вперед свои нашивки, и вызывающе молчали. Фиолетовые Воины; я видел, как недобро ухмыльнулся Черный, сворачивая в сторону, где треугольниками пестрел чуть не каждый зритель, и напугался, что он что-нибудь выкинет сейчас, и сорвет коронацию – с него сталось бы налететь на непокорных и отстегать из плетью! Я просто знал, кожей чуял, что он что-то сделает!
И он сделал; но как он их сделал!
Пустив Красавца красивой рысью, он промчался мимо недовольных ровно и гордо, так, знаете, как и положено монарху проезжать мимо подданных, и посмотрел… да, этим взглядом он расставил точки над i: это был взгляд победителя. Тот, кто первый осознал всю глупость Цветной Войны, уже был победителем.
Ведь, в сущности, эта война была затеяна одним человеком – Ляфеем, – для того, чтобы на него обратили внимание. Его не увидели, не захотели увидеть; а те, кто его поддерживали теперь, хотели того же – чтобы их заметили. Чтобы увидели не Черного, какого-то сопляка из толпы, который кулаками пробил себе путь к Дракону, а их, таких приличных и высокородных, которые всегда были рядом, и которых почему-то никогда не жаловали! Кроме того, чужеродность Черного и его прогрессивные взгляды, коими он покорил Дракона, для них, простых людей, были сродни чему-то мистическому. Приученные бояться всего неизвестного и непонятного, они со злобной завистью смотрели из темных углов, как Черный сломя голову атакует всякое чудовище, которое им из их спасительной тени невежества казалось непобедимым и обладающим сверхъестественными способностями. И Черный побеждал, развенчивая мифы и многолетние легенды, которым верили самые смелые и сильные из воинов, и от его легких побед становилось стыдно, и люди понимали, что просто-напросто боялись, и страхом своим делали неведомое – неуязвимым…
Проще скажи – они завидовали мне! В этом и крылась истинная причина того, что именно меня так резко отрицали и не желали признавать!
Да, скорее всего, ты прав.
И они готовы были отрицать Черного и носить фиолет всегда, чтобы..!
Только ничего от этого не изменится. Черный уже стал их сувереном, а они так и остались в тени, несмотря на свое упрямство. Потому что упрямство было пустым – забегая вперед скажу, что ни один Фиолетовый Воин ни сейчас, ни потом не рискнул вызвать Черного на поединок, чтобы оспорить благородства избранного им черного цвета и доказать превосходство фиолетового. Это был бы верный шаг наверх, к Дракону; но так же верный шаг к поражению, и, возможно, увечью – Черный славился как очень искусный и беспощадный воин (хотя второе утверждение спорно, это уж люди придумали для остроты ощущений, что их принц Зед любит отрубать своим соперникам конечности). Так вот никто не рискнул. И этим было все сказано.
И Черный это понял, когда проехал мимо, обдав презрением этих рафинированных аристократов, чья фиолетовая кровь выродилась и уже не горела смелостью.
Вечером был пир и танцы. Черный, как герой дня, щеголял в свих брильянтах, и его прекрасный благородный праздничный плащ из красивого черного материала задевал танцующих рядом с ним дам.
Кроме приглашенных на это знаменательное событие Драконов были тут и люди – среди первых и самых важных гостей я узнал и того человека, что в суде был в мантии. Он сидел неподалеку от трона Государя и производил впечатление человека очень довольного жизнью, хотя на нем не было ни единого камешка, и даже драгоценную застежку на его фиолетовой мантии ему заменили на какую-то невзрачную медную пряжку. Он уважительно улыбнулся мне, когда заметил, что я на него смотрю.
И поднял в приветственном жесте свой бокал.
Беспечный Черный мог и не заметить, но я-то видел (несмотря на то, что вокруг тебя увивались местные красавицы и то и дело награждали тебя поцелуями?!), что сей господинчик слишком близко сидит к Дракону, и они время от времени что-то оживленно обсуждают, поглядывая на веселящегося, ничего не подозревающего Черного. Человек что-то говорил Дракону, а тот согласно кивал головой. И тоже поглядывал на Черного.
Это был не то чтобы тревожный знак – но и не очень обычный. Что-то готовилось специально для Черного, а он, развлекаясь первым в его жизни балом, заигрывая с хорошенькими дамами, не замечал сгущающихся над его головой туч.
Вечером, когда отыграла музыка и гости разъехались по домам (кстати, уехал, откланявшись, и высокородный господин в мантии, а я-то почему-то решил, что он непременно останется), состоялся разговор.