Первый был человек роста громадного, бородатый дядька, с крупными сильными руками (таким клешнями только и загребать, отнимать что-нибудь), с цепкими крепкими пальцами. Если говорить о его национальности, то я определил бы его как регейца или карянина, хотя голову его украшали эшебские косы. Но это было скорее для удобства, чем дань традициям предков. Волосы у него были темные, и глаза его, круглые и выпученные, словно у него была больная щитовидка, были цвета переспелой вишни. Эти влажные выпяченные кругляки на воспаленных, красноватых белках крутились, придавая его итак неприятному лицу выражение совсем уж дебильное и отталкивающее.
Одет он был добротно; на огромных мощных ногах – сапоги на толстой подошве с круглыми тупыми носами, кожаные прочные черные штаны и длинная куртка из той же черной кожи, перепоясанная широким прочным поясом с крупной металлической бляхой. Наручи защищали его руки, и на груди, под курткой, тоже была защита – панцирь. Здоров, как буйвол, и наверняка не дурак подраться…
За спиной его послышалась возня – кажется, те двое, что рассматривали наши вещи (свою добычу), подрались из-за пояса Черного.
- Надо же, какая богатая добыча. Чьи это алмазы? Твои? – бородач, чуть скосив глаза, глянул на сверкающие в свете холодного солнца алмазы Черного (он позабыл снять свои перстни). – У тебя губа не дура, господин Алмаз! Небо послало нам редкостных идиотов! Разгуливать без штанов по Долине Темного Торна, и раскидывать свое добро без присмотра! Хм… одно удивляет: как эти редкостные идиоты смогли живыми выбраться из лесов сикрингов?! Одно из двух: либо сикринги все внезапно вымерли, либо вас было не меньше двух дюжин, и они просто обожрались!
- Нас было около сотни, – вызывающе соврал Ур. Бородач презрительно скривил губы – ну, конечно! Он так и подумал!
Ур исподлобья глядел на мародера и молчал; и Черный тоже молчал. Лишь его тонкие длинные пальцы стискивали недомытый сапог, раскисший, перепачканный в глине.
- Может, вернете нам наши вещи, да и разойдемся по-мирному, – предложил Ур вкрадчиво, косясь на мародерствующих. Сам он ни на миг не верил в свои слова и лелеял некий план… какой?!
Бородач хохотнул.
- Да? Боюсь тебя опечалить, но, сдается мне, мои друзья не хотят тебе ничего возвращать. За ваши побрякушки на базарчике дадут приличные деньги, а за таких, как вы, рабов, местные красотки, соскучившиеся по ласке, и подавно, – он кивнул на бутафорское гладкое лицо Ура, и тот расхохотался, закинув голову.
«Ба! Да тут и красотки есть! Ультур, ты теряешь былую хватку!»
- Вылезайте-ка, рыбки мои. Да без глупостей. Я не хотел бы попортить товар.
Ультур от злости забулькал, и тем привлек к себе пристальное внимание бородача.
Ультур действительно был глуп или самонадеян и эгоистичен настолько, что не мог даже подозревать какой-либо хитрости в другом. Для него все происходящее действительно было фатальной ошибкой со стороны Ура, приведшей нас к гибели.
Бородач наклонился ниже, рассматривая незадачливого Желтого Удава, и хохотнул:
- Ба! Да среди нас есть самый ценный экземпляр! Хозяин скалистой гряды! Как это тебе не свезло, что такие редкостные болваны умудрились тебя прищучить? Сегодня явно мой день! С каким удовольствием я отдам тебя на потеху своим ребятам! Ну, пошевеливайтесь! Вылезайте!
Ур отступил еще на шаг. Черный, не меняя дебильного выражения своего лица, чуть привстал, и под водой двинулась тонкая узкая тень притаившейся Айясы.
- А ты заставь нас выйти, – смело сказал я (ну, должен же быть в наших рядах хоть один наивный идиот) каким-то странным звенящим голосом (как пионер на праздничной линейке). Бравада эта совершенно не вязалась с моим жалким видом (я был даже без штанов), и незнакомец оскалился:
- Ах ты, твареныш…
Сапог, раскисший от тропической грязи, полный воды, тяжелый, как камень, пущенный мощной рукой Черного, влепил глинистой жесткой подошвой прямо по губам бандита, и то заорал, обеими лапами ухватившись за разбитый рот. Сквозь пальцы текла кровь, много крови.
Так-то! Не хами принцу пакефидскому!
Привлеченные его ревом, двое других разбойников кинули свою добычу и, выхватив оружие – тесаки устрашающего вида, с причудливо вырезанными клинками, – ринулись в разлом с воплями:
- Щенки!
Думаю, эти двое были новичками в их нелегкой профессии, и в их головах пока что было всего две мысли: нажиться и покуражиться своей силой, удачливостью и всем тем дерьмом, что наполняло их никчемные жизни и придавало им в своих собственных глазах величия и значимости. Тот, что сейчас мычал и выплевывал окровавленной пастью выбитые зубы, их натаскивал, а они, являясь по сути своей ударной силой, выступающей по приказу своего предводителя, думать не умели.
Черный не зря заткнул ему пасть свои сапогом; наверное, бандит поостерегся бы нападать на нас так бездумно, пусть и на безоружных и голых; может, кстати, он и подозревал что в желтой воде, не видное ему, есть еще оружие, а потому и выманивал нас из ямы, а не полез вытаскивать нас силой.