Потому что Ур прихватил сына вожака – а любовь вожака к своему чаду, как ни странно, была просто маниакальная, безумная, – и это равносильно было б тому, что Ур ухватил бы рукой толстого прямо за сердце. И если он нечаянно сделает неосторожное движение… если он поранит или убьет это сердце… что тогда можно ожидать от бессердечного человека?
Он либо умрет, либо убьет всех вокруг.
И своих, и чужих. И еще неясно, к кому из жертв он будет более жесток.
- Не тронь! – рука, тянущаяся к оружию ожила. Теперь её пальцы дрожали, тянулись к затихшему разбойнику-сыну. Тот чуть скосил глаза на руку Ура с ножом и нервно сглотнул, растопырив руки. Из его ладони выпал меч, и Ур крепче сжал шею мальчишке – сын главаря был совсем молод. Как тот же Черный или я.
- Не то что? – произнес Ур в лучших традициях героев-одиночек. – Что ты сделаешь?
- Если ты убьешь его, я убью тебя, – прошептал толстяк. Его вытаращенные глаза, казалось, потухли. И губы, оттертые кое-как от крови, посерели от ужаса и, кажется, даже кровоточить перестали. – Я очень страшно убью тебя!
- А если ты нас тронешь, – в свою очередь заметил Ур, – то я очень страшно убью его. Гораздо более страшнее, чем ты себе можешь представить, – он усмехнулся, показав на миг острые клыки и свое демоническое лицо, блестящее гремящее чешуёй. Замершие было разбойники отшатнулись в ужасе. – Я могу всех вас убить один. Но мне нужно не это; мне нужно, чтобы все, кто пришел со мной, остались целы. Оставьте нас; как только мы двинемся в путь, я отпущу мальчишку. Мы возьмем ваши скары и уйдем.
- Скары?!
- Скары. Мне нужны ваши скары. Четыре штуки, если быть точным. Оставите их здесь, – Ур кивнул на густую тень у дома, – и уйдете. Все. Если ты вздумаешь оставить лучников, – предупреждая даже рождение самой мысли у толстяка об этом, быстро произнес Ур, – я их учую и убью. И мальчишку твоего – тоже. Ясно?
Толстый от ярости заскрежетал зубами.
Ур поймал его на живца! Точно так же, как он на дурачков ловит своих жертв, его самого поймал Ур.
Ур знал, что у толстого есть транспорт; Ур знал так же, что толстый дорожит своим сыном – верно, это он прочел в его сердце, бесцеремонно и нахально копаясь в чужих мыслях, в сокровенных чувствах, в которых сам себе признаешься нечасто. Ур выследил мальчишку; он знал об ужасной жестокости главаря, и о том, что никто не посмеет и вздохнуть, пока мальчишке угрожает опасность.
- Я не уйду, – главарь затряс головой отрицательно. – Я не уйду отсюда без своего сына! Я не оставлю вам его – тем более, с вами Хозяин Скалистой Гряды!
- У тебя нет выбора, – ответил Ур непреклонно. – Если ты не согласишься, я просто всех убью и уйду один. То же последует, если ты тронешь хоть одного из нас. Даже Хозяина Гряды. Я убью вас всех – даже за этого поганого Желтого Удава. Но сначала я убью его, – и Ур красноречиво щелкнул своими клыками у шеи мальчишки.
Толстый молчал. Его губы дергались, словно его паралич хватил, и он хочет что-то сказать, но не может.
- Только обещай, – попросил он, – обещай! Клянись! Что не тронешь его…
- Уходите, – велел Ур. – Я не трону его. Я оставлю его здесь. Слово Ура. Вечером придешь и заберешь его.
Черный скосил глаза на Ура. «Ты нарвешься однажды, парень!» – красноречиво говорил его взгляд. Ур в самом деле слишком рисковал, дергая нервы любящему папаше, и откровенно напрашивался к нему на нож кишками. Не лучше ли распотрошить потенциальных врагов прямо сейчас? Не то за жизнь нашу я не ручаюсь.
Но вместо того, чтобы сию же минуту удрать от Ура, которому, казалось, доставляет удовольствие его опасная и бессмысленная игра, его руки уверенно сжимали Айясу, и двинься хоть один из бандитов в сторону Ура – Черный, на раздумываясь, расписался бы на их глотках.
Медленно мы отступили к дому, волоча несчастного Желтого Удава по земле. Одежда наша осталась на улице – да теперь о ней никто не вспомнил бы, и алмазы Черного, так приглянувшиеся грабителям поначалу, валялись в пыли…
Как и было обещано, разбойники ушли. Как-то стыдливо, словно бы поджав хвосты, как побитые собаки. Ур смотрел через оконный проем, как они молчком покидают недавнее поле битвы, и на его губах играла недобрая усмешка. Он видел то, что не заметил тот же Черный, например, и я – до сих пор. Разногласие в рядах разбойников; кое-кому до ужаса надоело, что главарь возится со своим отпрыском, как с писаной торбой, надоело присматривать за щенком, надоело терять из-за него добычу – а так иногда и бывало! Например, как и сейчас. К вечеру негодование их достигнет апогея – хе-хе, – и они поперережут друг друга в драке. Возможно, достанется и папаше мальчишки. И тогда никто уж не сдержит их в их берлоге… они придут за нами. Значит, нужно убраться как можно скорее.
Ур деловито содрал с юного разбойника кушак и, разодрав его пополам, связал концы получившихся лоскутов. Затем этой же веревкой не менее деловито и неторопливо повязал мальчишку. Разбойник совершенно по-собачьи рявкнул на Ура, но тот одной оплеухой отбил у мальчишки желание брехать.